Разум и чувства и гады морские

Тут он на мгновение умолк и порывисто огляделся, как будто его тонкий рыбий слух сообщил ему что-то, чего не заметили его глаза.

— Какой шок испытала миссис Феррарс, когда Фанни сообщила ей новость, просто не передать! Пока она с материнской любовью планировала для Эдварда самую достойную партию, все это время он был втайне помолвлен с другой! Ей бы и в голову такое не пришло! Тем более когда подобного препятствия она ожидала совсем от другой особы! «Казалось, что хоть здесь, — говорила она, — я могла ничего не опасаться». Ее гнев был просто ужасен. Один лакей посмел кашлянуть, пока она громогласно порицала мисс Стил, так она приказала выстрелить им из водяной пушки, а когда он упал в канал, даже закричала: «Ура!» Наконец она послала за Эдвардом. Он пришел. У меня сердце разрывается, как вспомню, что было дальше. Сколько ни твердила миссис Феррарс, что он должен разорвать помолвку, все тщетно. Наполнив аквариум морской водой, она заставила его встать в него, а потом начала одну за одной кидать в воду злобных голодных пираний. «Отрекись от помолвки!» — кричала она, бросая вторую пиранью, когда первая уже радостно вцепилась ему в ногу, но он не уступал. «Отрекись!» — кидая третью пиранью. Но нет! Я никогда прежде не видел, чтобы Эдвард был таким упрямым и бесчувственным. Право, его стопы, должно быть, сделаны из свинца.

Мать объяснила ему свое намерение в случае его женитьбы на мисс Мортон передать ему норфолкское поместье, которое даже после уплаты налогов приносит не меньше тысячи в год, бросила в аквариум еще дюжину лютых пираний, которые вцепились в его ноги самым немилосердным образом, а когда он опять отказался, даже пообещала ему тысячу двести фунтов. Наконец она вскричала, что не желает больше его видеть, и поклялась сделать все, что в ее силах, чтобы помешать ему занять любую мало-мальски доходную должность. Когда ему позволили выйти из аквариума, ноги у него были все в крови от укусов.

Тут Марианна, вне себя от негодования, всплеснула руками и воскликнула: — Боже милостивый! Разве может такое быть!

— Конечно, Марианна, — ответил ее брат, — можно только дивиться упрямству, способному устоять перед такими аргументами, да еще и под пытками. Твое удивление вполне естественно.

Марианна хотела возмутиться, но вспомнила обещания сестре и удержалась.

— Однако все ее усилия, — продолжал Джон, — пропали втуне. Эдвард говорил недолго, но тон его был самый непреклонный. Ничто не заставит его разорвать помолвку.

— Значит, он повел себя как честный человек! — вскричала миссис Дженнингс, не в силах более молчать. — Вы уж простите, мистер Дэшвуд, но если бы он отступился, я сочла бы его подлецом. Полагаю, на свете нет барышни, столь же достойной такого хорошего мужа, как Люси!

Это заявление, особенно ранившее Элинор, почему-то вновь вызвало пятиконечное видение; сжав голову руками, она усилием воли отогнала его.

— Должен признать, — без малейшей обиды ответил Джон Дэшвуд, — что мисс Люси Стил — очень достойная молодая особа, но вы и сами понимаете, что этот брак невозможен. — Тут он снова замолчал, а затем, пронзительно взвизгнув, покатил свое кресло в противоположный угол комнаты, где ему почудилось какое-то невидимое глазу шевеление. Придя в себя, он продолжал: — Мы все безусловно желаем ей счастья, и миссис Феррарс вела себя исключительно любезно и с большим достоинством. Эдвард сам выбрал свою судьбу, и, боюсь, она будет не из легких.

Марианна вздохнула, разделяя его опасения, а у Элинор сжалось сердце, переполненное сочувствием к Эдварду, который был вынужден бросить вызов матери и вытерпеть пытку пираньями ради женщины, неспособной принести ему счастье.

— Ну и как же все это закончилось? — спросила миссис Дженнингс.

— Боюсь, что самым печальным образом. Эдварду велено никогда больше не являться на глаза матери. Его ноги так пострадали, что ему долго придется ходить в обуви из мягкой кожи. Вчера он покинул ее дом, и я не знаю, куда он отправился и даже на Станции ли он, но, конечно, нам и не пристало этим интересоваться.

— Несчастный юноша! Что с ним теперь будет?

— Ив самом деле, сударыня! Думать об этом очень печально. А ведь у него были такие возможности! Не могу представить более злополучной участи. Как можно прожить на проценты с двух тысяч фунтов? А если подумать и о том, что через каких-то три месяца он мог получить две тысячи пятьсот в год (ведь у мисс Мортон тридцать тысяч фунтов, наследство отца, погибшего вместе с его великолепным творением), то более прискорбной ситуации нельзя и придумать! Мы все должны ему посочувствовать, тем более что помочь ему — совершенно не в нашей власти.