Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Это звучало так: не настаивать, чтобы портфель министра иностранных дел оставили за П.Н. Милюковым.

Впервые Милюков при голосовании в ЦК остался в меньшинстве.

Но речь Изгоева, обнажившая всю суть проблемы, смягчила Милюкову поражение.

А не признать поражения — и продолжать стоять, — к чему это приведёт? К расколу партии, значит к расколу черезо всю, черезо всю российскую интеллигенцию.

Кто на это осмелится?

И Милюков — с твёрдостью принял. С твёрдостью — значит: собирать силы спасти, что ещё можно.

— Да, — сказал он, — для такой обширной партии, с раскинутыми флангами, как наша, решение и всегда должно быть компромиссным. В политике компромисс есть самое законное средство борьбы. Я — политический противник того, что происходит, но я понимаю и великое историческое значение того, что русские социалисты становятся русскими министрами. Конечно, мы все должны поддерживать новое правительство, какое б оно ни было. Но всё же я советую, чтобы кадеты не входили в правительство, пока не будут внесены чёткие поправки в декларацию о внешней политике. Наши требования к правительству должны быть решительны.

Но так как декларация правительства слишком несовершенна, неточна, и всё равно не выразит кадетской точки зрения, — то не лучше ли теперь составить другую декларацию, декларацию нашего ЦК, и это и будет отчётливой программой, с которой наши министры войдут в правительство?

Мысль понравилась. И сразу же стали обсуждать главные идеи такой декларации. Самые чёткие формулировки в осуждение анархии. И — полная независимость Временного правительства от Совета. А прежде всего — о внешней политике.

Родичев воскликнул пламенно:

— Господа! Родина оказала бы величайшую неблагодарность одному из самоотверженнейших своих деятелей, если бы не признала значения его исторической заслуги. Нелегко будет преемнику Павла Николаевича. И в напутствие мы должны начать нашу декларацию буквально с фразы: „Всецело одобряя стойкую защиту П.Н. Милюковым международных интересов России, ЦК к-д...”

Винавер и его сторонники — были согласны.

И: все организации и группы должны решительно отказаться от собственных распоряжений, отменяющих правительственные.

И: единство власти правительства должно быть обеспечено его силою. (А не уговариванием.) Применением всех мер государственного принуждения! (С опозданием в два месяца так ясна была их необходимость теперь.)

И: меры против дезорганизации армии! Не давать подорвать её дисциплину.

И: мы входим туда не безусловно. Как они в своё время: мы поддерживаем правительство постольку, поскольку выполняется наша программа!

— Нет, это уязвимо, нас будут жестоко критиковать. Но можно аккуратнее: „мы поддерживаем правительство в начинаниях, направленных на осуществление наших целей”. Замаскировано — а то же самое.

— Не то же самое! Совет прямо отказывается повиноваться правительству — а мы лишь откажемся сотрудничать, если это будет противоречить нашей совести.

Потребовать, чтобы число кадетских портфелей было не меньше числа социалистических?

Во всяком случае — не меньше четырёх. Кого-то наших надо добавить.

Больного Кокошкина усадили в отдельной комнате дорабатывать текст.

А Винавер с Оболенским отвезут его князю Львову.

Остальные расходились.

Так кончился решающий день партии Народной Свободы.

Выходя на набережную под острый свежий ветер и заправляя шейную косынку, Ариадна Тыркова сказала князю Трубецкому:

— Значит, не мы — будем борцы? А — кто же?

164

3 мая Временному правительству никак не удавалось собраться в приличном кворуме: Милюков — после вчерашнего как будто уже и не вернётся? А Шингарёв, Мануйлов, Набоков заседали на своём ЦК. Из-за тревоги социалистов, что кадеты будут утеряны и коалиция не состоится, Львову пришлось среди дня посылать туда же делегацией Некрасова и Терещенко. Керенский весь день мотался неизвестно где, а в три часа привёз шестерых самых высших генералов — четырёх Главнокомандующих и Алексеева с Деникиным, опять всё на ту же перегруженную квартиру Львова. И хотя головы не тем были заняты, душил нерешённый вопрос коалиции, — пришлось заниматься генералами, собрали подобие заседания правительства совместно с ними.

Генералы стали выкладывать жуткие и ужасные вещи. Настолько ужасные, что князь Львов не только не находил в себе духа обсуждать их сейчас — но даже и полного внимания, и полного состава нынешнего правительства было бы мало. Спустя полтора часа предложил он генералам, что лучше завтра днём они соберутся на полно-официальное заседание вместе с верхушкой Исполнительного Комитета.