Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого

Первый Крестьянский съезд! — какое величественное событие для России! Сколько б мы ни выдвигали трудовое крестьянство в наших декларациях, — оно всё ещё, всё ещё не стоит перед нами во плоти и крови, вот только сейчас явится! Мы невольно ослеплены городом от нашей городской жизни, мы ещё не опускали своего испытующего мерила в глубины деревенского моря. А ведь твёрдо знаем, что именно крестьянство, тяжёлая пехота деревни, закончит дело, начатое лёгкой конницей города. Но мы этого мерного грозного шага до сих пор не научились слышать.

И как повести съезд, чтобы ему не переболевать заново петроградскими проблемами марта и апреля, и чтобы пафос неисчерпанных народных мук от войны не заслонил крестьянству светлого политического пути в будущее?

Ожидалось не меньше тысячи депутатов ото всей деревенской России — но в назначенное 1 мая прибыло всего лишь около трёхсот, кого можно было хоть с натяжкой считать крестьянскими делегатами, включая и всех солдат, и тех местных деятелей, которые заручились крестьянскими полномочиями.

Решено было, однако, что-то начать — и в душном, пыльном и неотапливаемом певческом зале Народного дома Авксентьев сделал приехавшим предварительный доклад о текущем моменте. Он развивал три тезиса: необходимость коалиционного министерства, поддержка займа Свободы и продолжение войны. Свободный русский народ должен дать деньги на ведение и окончание войны, а главное налоговое бремя будет положено на богатые классы. Русская демократия зажгла мировой пожар и теперь зовёт к восстанию демократии в других странах, мы сделали своё дело, теперь очередь за ними, пусть они свергают свои правительства. Но пока германский народ не разделается с кайзером — не может быть речи о сепаратном мире. Я обеими руками подписываюсь под новым воззванием Совета рабочих депутатов о необходимости наступления!

И с надеждой посматривал на зал. Но все предпочитали тяжеловесно слушать, а не говорить. А выскочили молодые, в солдатских шинелях. Вот, мол, из Рязанской губернии:

— Мы — социалисты, и Временное правительство нам только мешает. Оно мешало нам даже обсеменять поля. Мы должны ему сказать: руки прочь! Власть народа должна быть в руках самого народа, а уж мы возьмём себе приказчиков. А наступать надо — против буржуазии всего мира!

Да это — большевик наверно. А вот, мол, — из Инсарского уезда Пензенской губернии. И тоже, кажется, большевик:

— Временное правительство наслало комиссаров — а чем они отличаются от старой власти? У буржуазии и помещиков хлеба не реквизуют. Если Совет рабочих депутатов находит нужным поддержать Временное правительство — то мы не считаемся и не подчиняемся. Мы в бирюльки играть не будем! Уже вся Россия захватила помещичьи земли!

Ему кричат: — Неправда!

— Ну, по крайней мере наш Инсарский уезд захватил!

Или так:

— В армию хлеб дадим. А городам? — пусть сперва устроют трудовую повинность. А то много народу середнего болтается, всё на транваях ездют.

Авксентьев был горько поражён этими репликами. Вот уж таких настроений он от крестьянства не ожидал. Ну, это случайные, и слишком грамотные, может быть, дезертиры? Надо ожидать настоящих, положительных депутатов, в зипунах.

А ведь как сложен будет земельный вопрос! Столыпин действовал, конечно, против народного сознания, которое выражено эсеровской программой: никакой земли в собственность никому, ни продавать, ни арендовать, а каждый получай надел, сколько можешь обработать. Но вот приехал секретарь с самарского губернского съезда и рассказывает: у нас многие крестьяне имеют по 17 десятин, а есть уже наделы и по 40 десятин, и много отрубников, а при общем переделе да с учётом безземельных губерний — ведь от них придётся отрезать, — да разве они дадут? „От Божьего дела в сторону сбивают”, — отнимать только у помещиков и монастырей! Резолюцию в Самаре проголосовали, никто не стал им объяснять, что и у них отнимут.

Но и 2 мая депутатов кой-каких насчитали только 400, 3 мая к вечеру — 450. Ждать тысячу — и весь май не откроем съезда, а политический момент проходит. В конце концов, наполним зал петроградскими гостями.

А в эти дни — судорожные переговоры о коалиционном правительстве — и неужели не участвовать крестьянам?

И 3-го вечером собрали так: соединённое заседание оргбюро и выборных представителей от областей. Собрали по этому частному вопросу: надо срочно послать пятерых делегатов от крестьянства туда на переговоры, и вот есть кандидатуры: Дзюбинский, Фондаминский, Гуревич, Маслов и Лотошников. Но поднялась неожиданная буря, каких не бывало и в Совете солдатских депутатов, и не то что — отложить создание правительства на несколько дней, пока выразит своё мнение крестьянство, — но выступили и развернули привезенное жёлто-синее знамя украинцы-областники, „требуем автономии! посылать депутата и от нас!” На них другие накинулись, они им — „москвофулы!” Им: „подождите до конца войны!”, они: „поляки с войском не ждут, латыши не ждут, поцелуй ты меня сегодня, а я тебя завтра!” Тогда стали выступать уже приехавшие делегаты кавказские, грузинские, армянские, татарские: „если от малороссов делегаты, тогда и от нас!”