66  

Ах, разве думал он, счастливчик Стаффорд, пэр Англии, родственник короля, что ему придется встречать Рождество при этом несносно скучном дворе! Силы небесные! Он прибыл в Шотландию в конце лета, когда на холмах и в долинах лиловым пурпуром цвел вереск, а теперь уже все пожухло, стало угрюмо-бурым и вскоре вообще скроется под снегом! Да, почетное посольство поистине превратилось в ссылку. А ведь на первых порах все складывалось так хорошо. Он явился в Стерлинг с подобающим эскортом, под звуки труб, облаченный с такой роскошью, о какой в этой дикой Каледонии[36] и помыслить не могли. С королем Яковом он держался на равных, но был изысканно учтив, и весьма скоро договор о помолвке наследного шотландского принца Якова и маленькой дочери короля Эдуарда Сесилии Английской был подписан.

Оставались пустяки: решить вопрос о набегах на англо-шотландской границе. Обычно это совершалось быстро и было чистой воды формальностью, поскольку не в силах государей двух соседних королевств остановить не прекращавшуюся уже три столетия войну в Пограничном крае. И вот, когда Генри уже считал вопрос решенным, неожиданно возникли трудности. Яков Стюарт, ознакомившись с условиями договора, вдруг отложил перо.

– Я хотел бы, чтобы в договор был внесен еще один пункт.

Именно этот пункт оказался невыполнимым. Шотландский монарх категорически потребовал, чтобы к его двору доставили в цепях одного из лордов Пограничья – барона Майсгрейва.

– Этот человек творит беззаконие на рубежах. Мои отряды объезжают стороной его владения, ибо нет большей опасности, чем встретиться с его бешеными наемниками. Они гонят прочь всех, кто попробует проехать берегом Лиддела[37], и преследуют их почти до стен замка Хоуик, словно барон считает весь этот край своей вотчиной. Похоже, что этот лорд вознамерился перекроить границу по своему усмотрению!

После этих слов Бэкингем испытал нечто похожее на гордость за своего соотечественника, однако заметил, что многие места в Пограничном крае все еще считаются спорными землями и владеет ими тот, кто сильнее. Но Яков Стюарт пришел в ярость и заявил, что договор не будет скреплен его подписью, пока разбойника Филипа Майсгрейва не бросят в Толбутскую тюрьму в Эдинбурге, чтобы он сам мог решить его участь. Дело принимало серьезный оборот: из-за какого-то лихого северного барона мог рухнуть мирный договор между двумя королевствами. Генри Стаффорд, стараясь не выказывать раздражения, спокойно возразил:

– Ваше Величество, с таким же успехом вы могли бы потребовать и голову самого Перси. Барон Майсгрейв – верный слуга короля Эдуарда, не раз сражавшийся на его стороне под знаменем Белой Розы. Больше того – известно, что барон оказал своему государю и иные услуги, ибо Его Величество Эдуард IV благоволит к нему и нередко величает своим другом.

– В отличие от вас, милорд, – мелко рассмеялся Яков, но тут же переменил интонацию: – Мое решение непоколебимо! Либо Майсгрейв в цепях, либо наш союз не состоится, и я не поставлю подпись на пергаменте.

В ту пору Генри еще не понимал, что из-за упрямства Якова Стюарта ему придется надолго застрять в Шотландии. Это стало очевидным лишь позднее, когда он написал о нелепом требовании Якова своему королю, а тот, вместо того чтобы возмутиться и отозвать посла, распорядился уладить все полюбовно, но ни в коей мере не задевая интересов Майсгрейва.

Интересы Майсгрейва! Теперь, когда этот барон стал для него ключом от родины, Генри преисполнился негодования. И тем не менее он ничего не мог поделать в сложившейся ситуации. Время шло, и вскоре гордому Стаффорду пришлось отказаться от пышного эскорта, оставив при себе лишь небольшой отряд лучников, а из всего штата прислуги – двух оруженосцев: преданного, но вечно брюзжащего и трусоватого Ральфа Баннастера и Гуго Дредверда, веселого и обходительного, но не знающего меры в женолюбии. Герцог уже дважды заставал его щеголяющим перед шотландскими красавицами в нарядах с плеча своего патрона.

При мысли о шотландских красавицах Генри ощутил новый приступ головной боли. Когда он ехал к незнакомому двору, он мечтал о новых блистательных победах над сердцами северных леди. Но оказалось, что при дворе Якова Стюарта дам практически нет и даже со своей королевой венценосец видится не чаще раза в год. Те же дамы, что состояли в свите сестры Якова принцессы Маргариты, только о том и помышляли, чтобы соблюсти ледяное достоинство, были начисто лишены обаяния, а кокетство считали уделом падших женщин. С мужчинами они держались надменно, а любой комплимент истолковывали как оскорбительную фамильярность. Увы, сегодня, после рождественской мессы, он имел случай в очередной раз убедиться в этом, однако сейчас, когда так трещит голова, ему не хотелось вспоминать об этом досадном инциденте.


  66  
×
×