Зеркало Кассандры

— Слышишь, дура, тебе говорят! Поумерь пыл и прекрати всех доставать! — отвечает Орландо, тоже беря в руки бутылку с отбитым донышком.

Они некоторое время раздумывают, потом опускают оружие. Но лишь для того, чтобы схватить друг друга за грудки и начать бешено брызгаться слюной.

— Старая сволочь!

— Дерьмо из унитаза!

— Убийца детей!

— Сутенерша!

— И ты еще удивляешься, почему жена запрещает тебе видеться с дочкой! Отличный пример ты бы ей подавал, толстый мерзкий боров, ходячее дерьмо!

Слова можно использовать как оружие и наносить ими раны.

— Какую звезду потерял кинематограф!

— Не смей! Все мужчины лежали у моих ног!

— Между прочим, во времена расцвета твоей головокружительной карьеры ты еще не достигла размеров слона и в двери могла протиснуться!

Кассандре кажется, что она в театре.

— При всем уважении, Барон, еще одно слово, и я разобью тебе морду молотком.

— Осмелюсь заметить, Герцогиня, не пришел еще тот день, когда я испугаюсь жирной вульгарной дуры и наркоманки!

— Жирной?! Ну-ка повтори!

— Жирная наркоманка, так и есть.

— Алкоголик мне будет мораль читать! Чья бы корова мычала!

— Или наоборот. Да, скорее именно наоборот.

Никогда не понимала смысла этой поговорки.

— Чья бы корова не мычала? Это бессмыслица! Идиотская антипоговорка!

Я забыла, что они только так и общаются. Как собаки лаются.

А ужасные оскорбления означают самые простые вещи. Можно было бы пустить такие субтитры: «Как дела, милая?» — «Ничего, а у тебя, любовь моя, все хорошо?» Оскорбления — это такой же язык, как и любой другой. Надо все-таки попытаться их успокоить.

— Каждый из нас — просто скопление частиц, — произносит Кассандра.

— Ну так скажи большому скоплению частиц, которое стоит рядом с тобой, что если оно не заткнет свою пасть, то отросток моего организма под названием «рука» войдет в соприкосновение с соединениями молекул под названием «его толстая морда»!

— Ты оскорбляешь меня потому, что тебе хочется меня поцеловать, — говорит Орландо.

Эсмеральда застывает, потом корчит пренебрежительную мину:

— Тебя поцеловать! Ты столько сожрал чеснока и лука в своем последнем ватерзуйи, что тебе надо сначала вычистить щеткой и хлоркой весь желудок!

Ким Йе Бин, утоливший голод, тихо говорит:

— У Кассандры брат умер.

Наступает молчание. Неожиданно с другой стороны свалки слышится протяжный вопль.

— Это Измир, — говорит Фетнат со знанием дела.

— От судьбы не убежишь. А мы его судьбу решили, когда змею выпустили, — добавляет Орландо.

— Во всяком случае, одной сволочью на Земле стало меньше, и многим девчонкам станет жить лучше, — признает Фетнат, сплевывая. — Если вы понимаете, что я хочу сказать.

Ким садится рядом с Кассандрой. Он молча начинает массировать ей плечи, пытаясь согреть.

— Устал я от них. Пойдем ко мне, — шепчет он.

178

Орландо, Фетнат, Эсмеральда.

Я их люблю.

Они — часть меня. Их грубая, дикая сила наполняет и меня.

Сила земли, сила перегноя, сила первобытного гумуса.

179

Тихое бурчание компьютеров. Все экраны в хижине Кима показывают одно и то же изображение, ангельское лицо Даниэля Катценберга, со свешивающимися на глаза длинными волосами.

«Пророк, отказавшийся от будущего».

Молодые люди из бесчисленных статей в Интернете узнают о жизни брата Кассандры. В семь лет он начинает великолепно играть в шахматы благодаря тому, что использует «предвидение вероятной последовательности ходов». Вероятность. Слово сказано. Он увлекается древовидными схемами вероятностей и в тринадцать лет пишет статью о своем духовном учителе, Христиане Гюйгенсе, который в 1657 году, по совету Блеза Паскаля, первым издал сочинение под названием: «Теория вероятности».

Основываясь на случайностях игры в кости и в карты, этот голландский ученый, известный в основном благодаря работам в области астрономии, приходит к мысли о том, что весь мир можно назвать полем вероятностей.

Затем, накопив опыта в шахматных турнирах и перейдя от теории к практике, юный Даниэль Катценберг принимается за покер, в результате чего к пятнадцати годам накапливает крупное состояние. Затем, в восемнадцать, он начинает играть в казино, куда впоследствии ему запретили доступ из-за подозрительно частых выигрышей.