Закончив, она посмотрелась в зеркальце еще раз, и ее глаза расширились от удивления: на нее смотрела женщина, которая десять лет назад бежала из Алжира от наглых предложений капитана Джамиля. Это было жутко, но и ни капельки не страшно — ведь женщина в зеркале была не старше ни на один день той девятнадцатилетней, которой она тогда была. Да, пожалуй, глаза стали мудрее, овал лица изящнее, но больше никаких изменений. Скай содрогнулась и отогнала жуткое ощущение. Со щелчком захлопнулась коробочка, Скай встала, сунула ее в тюк и вышла из каюты.
Когда она поднялась на палубу, шлюпка Робби уже подошла к «Чайке». Он сам влезал на борт. Несколько секунд он стоял, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный ее превращением. Затем схватился за голову, изображая изумление.
— Как тебе это удалось?! — вымолвил он.
— У меня то же чувство, — ответила она и затем спросила:
— Ты видел Османа?
— Да, его паланкин ожидает тебя. Мы получили разрешение пришвартоваться. «Чайке» дадут лучший причал. Похоже, авторитет Османа за эти годы вырос. Половина Алжира ничего не делает без его рекомендации, и говорят, что сам Дей даже не чихнет без его совета.
— Что он тебе сказал? — умоляюще спросила она.
— Мне — ничего, Скай. Он хочет видеть тебя.
Очень скоро они пришвартовались у оживленной пристани, где были корабли со всех концов света.
Воздух был напоен ароматами, стоял невероятный шум, какофония криков на всех языках мира. К моменту швартовки Скай успела добавить к своему костюму черный шелковый яшмак — длинное покрывало, ниспадавшее с головы до ног. Ее лицо полностью скрывало лиловое шелковое покрывало, прикрепленное к капюшону яшмака. Она выглядела настоящей мусульманкой, наряженной для выхода на улицу или путешествия.
Они встали рядом с турецкой галерой, и, когда порыв ветра приподнял покрывало, открывая лицо, прикованные к верхнему ряду гребцы разразились непристойными воплями и свистом. Кое-что она разобрала, большинство слов — нет, но смысл их был однозначен. Она нахмурилась и с отвращением сказала:
— Господи, как я ненавижу эти галеры! Это отвратительно — приковывать мужчин к веслам, вместо того чтобы, благодаря разуму, использовать силу ветра и воды. Мак-Гвайр, узнайте, нет ли среди них англичан или ирландцев — они могли бы отправиться с нами на родину.
— А шотландцы или уэльсцы?
— Купите их всех, — сказала она кратко, — не важно, с какого из наших островов они попали сюда. Я не могу перенести мысли, что они погибнут в морском бою, неспособные освободиться от своих цепей!
Шон Мак-Гвайр кивнул.
— Сколько времени вы будете отсутствовать?
— Не знаю, но Робби вернется на судно сразу же, как только мы что-то узнаем. Освободите людей от вахт, насколько можно, но скажите им, что мне не нужны неприятности и я не хочу, чтобы кто-либо знал, что я в Алжире.
— На борту нет людей, которые бы вас предали, миледи, — с чувством заявил Шон Мак-Гвайр.
— И тем не менее напомните им об этом, — твердо сказала Скай.
— Есть, О'Малли, — спокойно ответил он, и она знала, что он выполнит ее приказ.
Она кивнула, выражение ее лица под покрывалом невозможно было разобрать. Она повернулась к сходням. Внизу их ожидал паланкин, и, вступив в него, Скай, казалось, вступила в прошлое, в ту жизнь, которая словно перестала существовать для нее со смертью ее мужа, великолепного Халида эль Вея. Паланкин был резным и позолоченным, занавеси из лазурно-голубого шелка, а внутри он был обтянут красным, золотым, лиловым и зеленым шелком. Подушки были из золотой парчи, Скай устроилась поудобнее, занавеси задернулись, скрывая ее. Робби была подана лошадь с роскошной попоной.
Паланкин несли восемь рабов, угольно-черных, одетых в широкие фиолетовые шаровары. Ноги с толстыми мозолями были босы, а грудь обнажена. Однако они не были покрыты маслом, что было в моде среди негров, и не носили украшенных драгоценными камнями ошейников, чтобы показать богатство хозяина.
По мере того как их процессия, покинув порт, начала подниматься по городским улицам вверх, в голове Скай стали возникать тысячи воспоминаний, пробужденные смутно различимыми сквозь газовую ткань занавесок домами, городскими звуками, запахами продуктов, разложенных на лотках торговцев. Она откинулась на подушки, и тут среди всех воспоминаний поднялось одно, наиболее яркое, — их с Халидом возвращение в Алжир после свадебного путешествия. Они были одеты в белое, а их изящные стройные охотничьи пантеры, хотя и на поводках, но все равно внушающие почтение, неслись по сторонам. Халид ехал на огромном белом жеребце, а она — на изящной золотистой кобыле с длинной белой гривой и таким же хвостом, его подарке. Скай вздохнула. Как ни проста была ее жизнь в качестве его жены, она не могла пожалеть о том, что случилось после, — Осман сказал бы, что такова ее судьба.