Все радости — завтра

— Я любила троих из них, — ответила она. — Все они были разные, но каждый умел любить. Да, я любила их, и они любили меня, и никто из них не пытался сломить меня. — Ее лицо озарилось воспоминаниями, и у него перехватило дыхание от того, какой прекрасной она стала в этот момент.

Он взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал. Она серьезно посмотрела на него: хотя у нее не было никаких чувств к нему, но он стремился к этому, и она должна была попробовать. Выбора не было. Она погладила его по щеке. Он взглянул на нее, и его взгляд был столь же серьезен, как и ее.

— Я знаю, что в Библии осуждается лицезрение мужчины и женщины в первозданном виде, но сейчас я больше всего хочу увидеть вас обнаженной. Вы можете сделать это для меня, Скай?

Откинув покрывало, она встала.

— Я уверена, — сказала она, — что это пастор Лишо вбил вам это в голову, Фаброн. Это ложь: в Библии сказано, что мы созданы по образу и подобию Божию, а если так, то как же можно не восхищаться Его созданием? Им самим? — Она медленно повернулась, чтобы он полностью насладился зрелищем ее тела.

Ее красота почти заставила его зарыдать: маленькие груди совершенной формы, изящная линия бедер и ног, узкая талия и длинная линия спины, великолепная форма рук. Все было совершенством, за исключением рубцов от розги на коже. Они поблекли, но их зрелище вызвало в нем ощущение вины.

— Вы не можете быть земной! — сказал он. — Пастор прав: женщины — изобретение дьявола! Прикройтесь, мадам! В ответ она бросилась на кровать рядом с ним.

— Нет, Фаброн, — твердо заявила она. Скай решила бороться с невежеством и суеверием этого гугенота. Теперь она жена герцога и не позволит пастору Лишо руководить их браком или разрушить его. — В Библии сказано, что женщина сотворена Господом нашим из ребра первого мужчины, Адама.

— Откуда вы это знаете? Кто сказал вам это?

— Никто, Фаброн. Библия переведена на английский, и я прочитала это в ней сама.

— Но ваша злокозненная церковь запрещает вам знать, что написано в Библии.

— Церковь много чего запрещает, Фаброн, и я не во всем с ней согласна. — Она улыбнулась ему. — Я ведь говорила вам, что я не лучшая из католичек. Раз Библия переведена, я решила узнать, что там написано. И я узнала.

— А вы всегда делаете то, что хотите, мадам? — Его черные глаза снова были суровы, но все же в его голосе чувствовались нотки юмора.

— Я не всегда могу выбирать, Фаброн, но при возможности я делаю то, что приятно мне.

«Какой он странный», — подумала Скай. Он одержим чувством греховности, он был жесток к ней, и все же она чувствовала жалость к нему. Их глаза встретились, и вдруг он протянул руку и провел по ее бедру.

— Но ведь заниматься любовью при свете дня грех, — проговорил он тихо, но она видела, что он хочет ее.

— Это сказал пастор Лишо? — поддразнила она его, наблюдая за ним сквозь полуприкрытые ресницы.

— Мы никогда не говорили об этом, Скай. Но я никогда не читал об этом в Библии, а вы?

— Нет, монсеньор, я тоже.

Его рука продолжала ласкать ее ягодицы.

— А вы занимались раньше любовью днем? — спросил он.

— Да, — ответила она. Она видела, как возбуждает его ее тело, сам их разговор, возникающие в его сознании фантазии. С каким-то всхлипыванием он повалил ее на спину и начал ласкать ее груди, причитая в то же время:

— Такое наслаждение, должно быть, греховно! Мы не должны делать это! Не должны! — И в то же время он овладел ею еще до того, как она была готова его принять, увлажнив ее расщелину слюной и яростно двигаясь в ней, стремясь к вершине своего наслаждения.

Скай закрыла глаза и не стала мешать ему, пока он всхлипывал и возился на ней. «По крайней мере, — подумала она с облегчением, — он может действовать без жестокости. Со временем я научу его доставлять удовольствие и мне, если сумею избавить от ложных страхов. Но странно — впервые в моей жизни не мужчина управляет мной в постели, а я управляю им».

Наконец с диким воплем герцог кончил, достигнув вершины наслаждения. И хотя Скай все еще не могла простить ему жестокости прошлой ночи, она почувствовала к нему странную симпатию. В самом деле, ведь он всего лишь грустный, слабый мужчина, наполненный страхом и предрассудками. Он, однако, тянется к сильным людям, а она была сильной. До этого лишь пастор Лишо имел на него влияние. Теперь ей нужно — если только она не хотела превратить свою семейную жизнь в ад — одолеть этого мерзавца. Во всяком случае, она не может до этого привезти сюда детей.