Неженка

— Я уже приняла решение, — сердито ответила Франческа, словно женщина пыталась с ней спорить. — У меня нет ни мужа, ни денег. Я вишу на волоске, работая на босса, которая меня ненавидит. Я не в состоянии даже оплатить медицинские счета.

— Я понимаю, это трудно…

— Вы не понимаете! — Франческа подалась вперед и с сухими горящими глазами стала говорить так, словно каждое слово давалось ей с большим усилием:

— Всю свою жизнь я жила за счет других людей, но дальше я так жить не собираюсь. Я собираюсь сделать что-нибудь сама.

— Думаю, ваши намерения можно только приветствовать.

Вы, безусловно, молодая компетентная…

Франческа прервала направленные в ее адрес слова сочувствия, пытаясь объяснить миссис Гарсиа, пытаясь объяснить себе самой, что привело ее в эту клинику абортов, построенную из красного кирпича в беднейшей части Сан-Антонио. В комнате было тепло, но Франческа обхватила себя руками, словно ее бил озноб.

— Вы когда-нибудь видели картинки, которые делаются на черном бархате с помощью маленьких гвоздиков и разноцветных бечевок, — изображения мостов, бабочек и тому подобное? — Миссис Гарсиа утвердительно кивнула. Франческа смотрела на панели под красное дерево, не замечая их. — Одна из таких убогих картинок висит у меня над кроватью — ужасное подобие гитары из розовых и оранжевых бечевок.

— Я не совсем понимаю…

— Ну как может родить ребенка человек, живущий там, где на стене висит картинка из бечевы? Какая мать сама покажет маленькому беззащитному ребенку это уродство?

Ребенку… Она произнесла это слово. Произнесла дважды.

Франческа почувствовала, как на глаза накатываются слезы, но воли им не дала. В прошлом она достаточно пролила позорных, полных жалости к себе слез для того, чтобы продлить свое существование, и больше плакать не собиралась.

— Знаете, Франческа, аборт вовсе не означает конец света. В будущем обстоятельства могут измениться… время будет более удобным.

Казалось, последнее слово повисло в воздухе. Значит, вопрос человеческой жизни сводится к соображениям удобства? Для нее сейчас неудобно иметь ребенка, следовательно, она от него просто избавится. Франческа посмотрела на миссис Гарсиа:

— Мои подруги в Лондоне иногда делали аборты, чтобы не пропустить какой-нибудь бал или вечеринку.

Выдержка впервые изменила миссис Гарсиа:

— Сюда приходят женщины, беспокоящиеся вовсе не о том, что пропустят вечеринку. Сюда приходят пятнадцатилетние девчонки, у которых вся жизнь впереди, или замужние женщины, у которых уже слишком много детей, а мужья их бросили. Или приходят женщины без работы и без надежды ее получить.

Но она вовсе не принадлежит к числу таких женщин, сказала себе Франческа. Она уже не так беспомощна и подавлена. За последние несколько месяцев она доказала это. Она выскребала туалеты, сносила оскорбления и, начав с нуля, обеспечила себе пищу и крышу над головой. Многих людей подобные ситуации сломили бы, но не ее. Она выжила.

Это был новый выстраданный взгляд на саму себя. Франческа выпрямилась на стуле, руки на коленях понемногу разжались.

Миссис Гарсиа произнесла неуверенным тоном:

— У вас сейчас такая ненадежная жизнь…

Франческа подумала о Клер, об ужасной комнате над гаражом, о невозможности обратиться за помощью к Далли, даже когда она так отчаянно в ней нуждается.

— Да, ненадежная, — согласилась она. Наклонившись вперед, девушка взяла свой парусиновый рюкзак. Затем она встала со стула. Кажется, импульсивная, оптимистичная часть ее натуры, похороненная несколько месяцев назад самой Франческой, поднимается на ноги и толкает девушку на то, что может привести к катастрофе, толкает на что-то нелогичное, глупое…

На что-то чудесное.

— Могу я забрать свои деньги, миссис Гарсиа? Вычтите, пожалуйста, сколько положено за потраченное вами время.

Миссис Гарсиа выглядела обеспокоенной.

— Вы уверены в своем решении, Франческа? Срок беременности составляет уже десять недель, и у вас не останется времени на ее безопасное прерывание. Вы абсолютно уверены?

Ни в чем в своей жизни Франческа не была так слабо уверена, как в этом, но она утвердительно кивнула головой.

Выйдя из клиники, Франческа не выдержала и бросилась бежать, одним прыжком преодолев последние несколько футов, отделявшие ее от «доджа». На губах ее появилась улыбка. Из всех глупых поступков, совершенных ею в жизни, этот был самый глупый. Улыбка стала еще шире. Далли был абсолютно прав — у нее нет ни грамма здравого смысла. Она беднее церковной мыши, у нее нет приличного образования, она живет на грани отчаяния. Но как раз сейчас это не имело никакого значения, поскольку некоторые вещи в жизни гораздо важнее здравого смысла.