Хроники Заводной Птицы

Закрыв глаза, я вслушивался в наполнявшие мир звуки. Где-то как заведенные ворковали голуби, изливая добро на все, что их окружало. Птицы славили приход летнего утра, оповещая людей о начале нового дня. Но одного этого мало, думал я. Ведь кто-то еще должен заводить пружину.

– Заводная Птица! – заговорила бывшая Крита. – Мне кажется, когда-нибудь ты отыщешь эту пружину.

Не размыкая век, я спросил:

– Интересно, вернется ли ко мне опять нормальная жизнь, если я и вправду доберусь до пружины и смогу ее завести?

Она чуть пожала плечами, и в ее глазах, как облачко в небе, проплыла неясная тень печали.

– Не знаю.

– И никто не знает, – сказал я.

Как говорил лейтенант Мамия, есть на свете вещи, о которых лучше не знать.

* * *

Сестре Мальты Кано захотелось в косметический салон. У нее не было ни иены, поскольку она явилась ко мне абсолютно голая, и я дал ей денег. Надев блузку Кумико, ее юбку и сандалии, она отправилась в салон недалеко от станции. Кумико тоже всегда туда ходила.

Когда она ушла, я пропылесосил пол (давненько я этим не занимался), загрузил в стиральную машину накопившееся белье. Потом выдвинул из своего стола все ящики и вывалил их содержимое в картонную коробку. Захотелось разобраться, оставить нужное, а остальное сжечь, но почти ничего ценного в бумагах не оказалось. Так, всякая ерунда: старые дневники; письма, на которые я давно собирался ответить, но так и не ответил; записные книжки с подробным перечнем всяких дел; книжка с адресами людей, с которыми меня сводила судьба; выцветшие газетные и журнальные вырезки; просроченный пропуск в бассейн; инструкция и гарантия к магнитофону; полдюжины до конца не исписанных шариковых ручек и карандашей; чьи-то телефоны, записанные на листочках (вспомнить, кому они принадлежали, было уже невозможно). Я приговорил к сожжению, отправив в коробку, все хранившиеся в ящиках старые письма. Из них почти половина – письма Кумико. До свадьбы мы много переписывались. Конверты были надписаны ее обычным, мелким и аккуратным почерком. За семь лет он почти не изменился. Даже чернила были того же цвета.

С коробкой в руках я вышел в сад, плеснул на нее побольше растительного масла и поднес спичку. Коробка сразу занялась, но ждать, пока все сгорит, пришлось дольше, чем я думал. День был безветренный, и белый дым поднимался от земли столбом прямо в утреннее небо, напоминая выросшее до облаков гигантское дерево из сказки про Джека и бобовое дерево. Быть может, там, высоко-высоко, если вскарабкаться по тому дереву, соединилось и счастливо живет мое прошлое? Взмокнув от пота, я присел на камень и долго смотрел на дым. После обеда, обещали, еще хуже будет. Ну и жарища с утра… Напитавшаяся потом майка прилипала к телу. В каком-то старом русском романе письма жгли зимним вечером, в печке. Но чтобы летом, поутру, в саду, да еще поливая растительным маслом, – такого не было. Но в нашей суровой действительности человек с утра пораньше запросто может, весь в поту, жечь письма. Бывает, выбора не остается, и ждать зимы нельзя.

Костер прогорал, я принес в ведре воды и залил огонь, а оставшийся пепел растер ногой.

Покончив с этим делом, я пошел в комнату Кумико, чтобы разобраться и с ее столом. С того дня как она ушла из дома, я туда не заглядывал. Казалось, как-то неприлично. Но Кумико сама сказала, что больше не вернется, так что, наверное, будет не в претензии, если я загляну в ее ящики.

В столе почти ничего не было – перед тем как уйти, она сама все повыбрасывала. Какая-то мелочь: новая почтовая бумага и конверты, коробочка скрепок, ножницы, штук шесть шариковых ручек и карандашей. Заранее навела порядок, чтобы можно было сбежать в любое время. В столе не осталось ничего, что напоминало о существовании Кумико.

А что она сделала с моими письмами? Их должно быть примерно столько же, сколько было ее писем у меня. Должна она где-то их хранить… Однако и писем нигде не было.

Затем я направился в ванную и побросал в коробку из-под каких-то сладостей всю косметику – губную помаду, очищающий крем, духи, средство для укрепления волос, карандаш для бровей, прокладки, лосьон и другие штуки, о назначении которых я понятия не имел. Впрочем, набралось этого добра не так уж много. Кумико особо не увлекалась косметикой. Ее зубную щетку, нитку для чистки зубов я выбросил. Шапочку для душа – тоже.

От всего этого я почему-то совсем выбился из сил; сел на стул в кухне, выпил стакан воды. Из вещей Кумико в доме осталась небольшая полка с книгами и одежда. Книжки можно сдать в магазин, который торгует этим добром. А одежда? Кумико пишет, что я могу «поступить с ней соответствующим образом». Больше носить эти вещи она не собирается. Написала бы конкретно, что сие означает: «соответствующим образом». Отнести в «секонд-хэнд»? Сложить все в пакет и выбросить в мусор? Отдать кому-нибудь? Пожертвовать Армии спасения? Ни один из этих способов, как мне казалось, «не соответствовал». Ну да ладно. Торопиться некуда. Пусть вещи пока полежат. Может, Крита (точнее, бывшая Крита) будет носить. Или вдруг Кумико передумает и явится за ними. Быть такого не может? Не знаю. Кто это может утверждать? Никто не знает, что будет завтра, не говоря уже про послезавтра. Да что там: что сегодня вечером будет – и то никто понятия не имеет.