Эшворт

Прошел час, в течение которого невольница продолжала укладывать вещи, все так же молчаливо и споро. Никто не появился за это время в спальне, а сама пансионерка иногда выходила поискать недостающую принадлежность туалета в другие комнаты. Тогда она уносила с собой свечу, и комната погружалась в сплошной мрак и совершенную тишину. Однако вскоре все переменилось. Внизу послышалось хлопанье дверей, затем голоса в коридоре. Экзамены окончились, и ученицы освободились. Раздались шаги, девицы быстро поднимались по лестнице. Вот шаги уже у порога, и пансионерки со смехом ворвались в спальню. Большинство вошедших девушек были высокие, привлекательные, «сливки общества», все в очень дорогих, лучших нарядах. Шелковые платья, отделанные кружевами, скользнули мимо бедно одетой, озабоченной делом невольницы на половинном содержании, все еще коленопреклоненной на полу возле сундука. В своем темном закрытом шерстяном платье, украшенном только узкой тесьмой, она представляла не очень для нее лестный контраст с пышно разодетыми девицами. Последние не обратили ни малейшего внимания на эту особу, не принадлежащую к их касте, но собрались группками у туалетных столиков, стоявших в нишах под окнами. Комната наполнилась болтовней, и в общем шуме можно было расслышать только отдельные фразы.

— Ну до чего я рада, что все уже позади. Я вся дрожала, когда надо было играть сонату. Я хорошо ее исполнила?

— О да, а я хорошо прочла отрывок из Расина? Это был настоящий французский, без акцента?

— Да, ты прочла замечательно, но миссис Тернер поступила просто отвратительно, не дав мне награды за музыку. Все расскажу папе, когда приеду домой, и вряд ли он разрешит мне снова вернуться в этот пансион.

— О да, все очень несправедливо! И мама говорит, что именно этим ей и не нравится наша школа.

— Значит, твоя мама ошибается, — прервала говорившую еще одна молодая леди довольно импозантной внешности. — Я как раз считаю, что миссис Тернер распределила награды очень правильно.

— Ну конечно, ведь она никогда не оставит без внимания вас, мисс Де Капелл. Вы одна из ее любимиц.

Мисс Де Капелл отвернулась с презрительным видом и продолжала разговор с двумя темноволосыми девушками, похожими на испанок, Джулией и Гарриэт Дэниелс, дочерями Тэдьюса Дэниелса, эсквайра. Разговор касался главным образом того, что происходило на экзаменах, а также — платьев и внешности тех, кто получил награды. Молодые леди обменивались также взаимными комплиментами.

— А ты, Амелия, так хорошо выглядела, когда получала награду за рисунок, была ну просто красавица.

— Глупости, Гарриэт. Я вполовину не такая яркая, как ты. Это розовое платье из газа тебе очень к лицу. Да, кстати, что ты думаешь о мисс Эшворт?

— Не знаю. То же, что всегда. Вид у нее был гордый.

— Да, как всегда, но она очень умная. И сколько же наград она получила!

— Кажется, вы обе покидаете пансион после этого семестра, да, мисс Де Капелл?

— Да.

— Вы будете встречаться, когда вернетесь домой, в Йоркшир?

— Не знаю. Возможно, Эшворты переедут в Хэмпшир, ну а пока я должна узнать у той полупансионерки, уложила ли она мои вещи как следует.

Величественная мисс Де Капелл направилась к невольнице и спросила:

— Хэлл, ты уложила мою рисовальную доску?

— Да.

— И мою рабочую шкатулку?

— Да.

— Но, наверное, забыла про туалетный несессер?

— Нет, я положила его на дно сундука.

— Какая ты глупая! Должна бы знать, что он мне может понадобиться в дороге. Пожалуйста, достань его снова.

— Но мне придется тогда выложить все вещи обратно, а я уже все завязала, — возразила полупансионерка.

— Ну, тут я ничем тебе помочь не могу, — последовал высокомерный ответ. — Мне необходим несессер.

Труженица прервала работу и, все еще глядя вниз, ответила:

— Мне кажется, мисс Де Капелл, что это неразумно. У меня еще так много работы.

— Однако, я полагаю, обслуживать нас — твоя обязанность, — отвергла возражение другая, очевидно, избалованное дитя богатых родителей. — Нет, будь так добра и сделай мне одолжение, или придется пожаловаться миссис Тернер.

Девушка на половинном содержании повиновалась и стала поспешно развязывать узлы на толстых веревках, которые только что с таким трудом затянула.

Амелия Де Капелл вернулась к своим подругам.

— О, — сказала она, сжимая руки словно в порыве неожиданного всплеска чувств, совершенно изгладившего из памяти мысль о несчастной труженице Хэлл, — о, как чудесно будет завтра, когда к подъезду подкатит карета, наша собственная карета, и выйдет папа, а Николсон позвонит в колокольчик и громко застучит в дверь молотком. А потом я попрощаюсь с вами и удобно усядусь в карете рядом с папой, и лошади рванут с места. Как будет приятно сказать «прощай» Кенсингтону и помчаться в наш веселый Йоркшир, в милый Де Капелл-Холл!