1Q84. Книга 2

Разминая в воздухе пальцы ожившей руки, Аомамэ невольно задумалась над рассказом.

— До сих пор их звали разными именами, но чаще всего не называли никак. Они просто были, и все. Термин Little People — просто для удобства. Моя дочь в раннем детстве называла их «человечками». Она-то их и привела. А уже я потом заменил это на LittlePeople, так сподручнее.

— И вы что же, стали царем?

Не открывая рта, мужчина с шумом набрал полную грудь воздуха, на какое-то время застыл, потом медленно выдохнул.

— Не царем. Тем, Кто Слушает Голос.

— И теперь хотите, чтобы вас зверски убили?

— В зверствах сегодня смысла нет. За окном тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, вокруг нас — огромный мегаполис. Забрызгивать стены кровью? Зачем? Достаточно просто взять мою жизнь.

Аомамэ покачала головой и расслабилась. Смертоносная игла по-прежнему целилась в заветную точку на шее мужчины, но сам настрой его убивать пропал и не хотел возвращаться.

— Вы изнасиловали множество малолетних девочек. Некоторым из них не было и десяти.

— Да, — ответил мужчина. — Исходя из банальной бытовой логики, обвинить меня в этом можно, и возразить будет нечего. По обычным мирским законам я уголовный преступник. Я действительно спаривался с девочками до того, как у них начинались первые месячные. Хотя и занимался этим не по собственной воле.

Аомамэ перевела дух. Может, взять себя в руки и разом покончить с сомнениями? Непонятно. Лицо ее перекосилось, а правая рука словно забыла, к чему приготовилась левая.

— Я действительно хочу, чтобы ты лишила меня жизни, — добавил он. — С какой стороны ни смотри, мне больше не стоит задерживаться на этом свете. Чтобы обеспечить баланс этого мира, меня необходимо убить.

— Что же произойдет, если вас убить?

— LittlePeople потеряют Того, Кто Слышит Голос. Наследников у меня нет.

И тут Аомамэ не выдержала.

— Ну и кто же поверит во всю эту чушь? — язвительно усмехнулась она. — Да вы же просто маньяк, который прикрывает свои мерзости красивыми сказочками да умными разговорами. Никаких LittlePeople с их Гласом Божьим и дарами небесными не существует. Вы обычный шарлатан, выдающий себя за пророка, и не более того!

— Видишь вон там часы? — спросил мужчина, не подымая головы от коврика. — На комоде справа.

Аомамэ посмотрела направо. И различила у самой стены небольшой, в половину человеческого роста комод с вычурной резной отделкой. На комоде стояли массивные мраморные часы. Килограммов в пятнадцать, не меньше.

— Смотри на них внимательно, не отводи глаза.

Как было велено, она уставилась на эти часы. И вдруг ощутила пальцами, как тело мужчины напрягается в нечеловеческом усилии. Словно поддаваясь этому усилию, часы стали медленно приподниматься над крышкой комода. Воспарив сантиметров на пять, они зависли в воздухе, чуть подрагивая, на несколько долгих секунд. Затем тело мужчины обмякло — и часы с треском рухнули обратно на комод. Так, будто случайно вспомнили, что у планеты Земля вообще-то есть гравитация.

Минуту, если не две, мужчина восстанавливал силы своим необычным дыханием.

— Даже такие пустяки забирают очень много энергии, — пояснил он, шумно выдохнув в очередной раз. — Буквально отнимают последние силы жизни. Зато, надеюсь, теперь ты не считаешь меня шарлатаном?

Аомамэ ничего не ответила. Мужчина подышал так еще, пока не пришел в себя окончательно. Часы на комоде продолжали отмерять время, как ни в чем не бывало. Разве что стояли теперь немного под другим углом.

Ни слова не говоря, Аомамэ следила за секундной стрелкой, пока та не описала полный круг.

— У вас действительно особый дар, — признала она. В горле у нее пересохло.

— Как видишь.

— Кажется, у Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть разговор Дьявола и Христа, — вспомнила Аомамэ. — Христос постится среди камней в пустыне, а тут приходит Дьявол и предлагает: раз уж ты сын Бога, соверши чудо и преврати эти камни в хлеб. Но Христос отказывается это сделать, отвечая, что чудеса — искушения от лукавого.

— Помню, как же. Я тоже читал «Карамазовых». Разумеется, ты права. Дешевая показуха настоящих проблем не решает. Но у нас с тобой так мало времени; как еще мне быстро тебя убедить? Вот ради этого и показал.

Аомамэ промолчала.

— На свете не бывает абсолютного добра, как не бывает абсолютного зла, — продолжил мужчина. — Ни зло, ни добро не являются чем-то застывшим и неизменным. Они постоянно перетекают друг в друга или меняются местами. Уже через миг сотворенное добро может обратиться в зло, как и наоборот. Достоевский в «Карамазовых» как раз и рисует картину мира в подобной взаимосвязи. Самое важное — поддерживать между злом и добром постоянное равновесие. Как только одно перевешивает другое, удержать моральные границы реальности становится очень сложно. Да, именно так: равновесие — благо само по себе. И то, что для его восстановления меня нужно убить, — лишь очередное тому подтверждение.