Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2

А то пришлось писать специальное воззвание и к судостроительным докам в Николаеве:… Множество тайных кроющихся врагов среди вас. Не прекращайте постройки новых судов, ибо Германия хочет восстановить у нас старый режим… В опасную минуту командир корабля призывает всех стоять по местам!…

Во всех воззваниях призывал Родзянко русских людей терпеливо ждать близкого Учредительного Собрания, которое и решит все-все вопросы. Но если задуматься: Учредительное Собрание придёт как бы на смену Думе? Что ж тогда Дума и как же ей существовать дальше?

А Временное правительство поспешными назначениями членов Думы во все затычки – ещё более ослабляло Думу.

Нет! Нельзя допустить ей ослабнуть или уменьшиться во значении! Надо было снова тряхнуть её парламентским величием!

И на 6 марта, днём, назначил Родзянко общий сбор всех ещё не разъехавшихся думцев. И уговорил Шингарёва и очень просил Керенского – приехать выступить. Выступлениями министров частное совещание Думы в библиотеке возвышалось до значения общего официального заседания всей Думы.

Встреченный общими дружными аплодисментами, Председатель обратился к депутатам с краткой речью, в которой указал, что аплодисменты эти должны быть направлены по адресу всей Государственной Думы,

– … а я являюсь лишь выразителем настроений и желаний Государственной Думы, которые я сумел угадать и почувствовать.

Далее Председатель сообщил думцам, что общее положение в стране внушает спокойствие:

– Во всей России нет и признака волнений или событий, которые возбуждали бы опасения. Правда, было получено сообщение о брожении в Гельсингфорсе, но я послал туда телеграмму с призывом к спокойствию – и в ответ получил просто восторженную телеграмму, от адмирала Максимова, в которой Балтийский флот под новым командованием заявляет о своей полной готовности.

Уже сидел тут и усталый Шингарёв с неподстриженной бородой, с поношенным туго набитым портфелем (по пути ли из министерства в совет министров или наоборот), поднялся к маленькому столику у книжной полки – такой привычный оратор для всех них, с его разговорной манерой выступать, глуховато-приятным убедительным голосом при улыбке, – и сделал сообщение о положении продовольственного дела в стране. Что в городах кризис даже менее остр, а вот в деревнях нет самодеятельных организаций и не хватает сил на всю работу. Сообщил, как привлекает кооперативное движение, как создаются местные продовольственные комитеты, какие уже сделаны воззвания, – и предложил, чтобы Государственная Дума также обратилась бы с воззванием к сельскому населению с призывом прийти на помощь родине.

Совещанию понравилась эта мысль, а текст воззвания поручили выработать… да кому ж, если не Председателю?

Шингарёв, увы, не мог остаться, тут же уехал, а совещание перешло к другим важным вопросам.

Что Государственная Дума поддерживает правительство во всех его начинаниях.

А как быть с Временным Комитетом Государственной Думы? Из 13 его членов пятеро вошли в правительство – и уже практически, физически и юридически не могли быть членами Комитета. А один член, Чхеидзе, не держался не только членом Комитета, но даже и Думы. И что ж теперь с Комитетом, потерявшим половину членов? Раздавались голоса: не настаивать на его сохранении. Но Родзянко отверг такое решение, ибо как помыслить Россию оставшейся без Верховной власти? Да и распределение всех поступающих пожертвований на революцию целиком лежало на Комитете. Председатель настаивал укрепить деятельность Комитета и произвести довыборы. И одержал победу: избрали недостающих, и так, чтобы число не стало снова 13.

Очень ждали на совещание Бубликова, желая послушать его отчёт о бурных действиях в революционные дни. Но Бубликов всё прощался с железнодорожниками, не мог быть здесь.

И уже не сохраняли надежды увидеть сегодня Керенского – как прибежали, сказали: снаружи какая-то депутация кричит «смерть арестованным!», и такие же держит плакаты, и ломится во дворец, – но там появился Керенский!

Не успели испугаться – и вот появился Керенский! Успокоил там – а вот появился и здесь! явился! – и был встречен самыми сердечными аплодисментами. И хозяйски радушной улыбкой Председателя.

Явился, сохраняя энергию действия, весёлую мимолётную улыбку, и сам мимолётный, полётный, едва вступив в библиотеку одной ногой – кажется, уже выступал из неё другою, и успели услышать от него только кажется одну, но самую важную фразу: