Колдунья моя

До начала поединка оставалось несколько минут. Отстранив Лойала, Дагда сам внимательно проверил снаряжение Жосслена. Рыцарь надел длинную кольчугу; голову его прикрывал остроконечный шлем с наносником. Лазурный ромбический щит был разделен на две части горизонтальной золотой полосой. В верхней части красовалась золотая роза: роза была частью герба отца Жосслена, и Рауль де Рохан позволил сыну пользоваться этим знаком. На нижней части была изображена золотая звезда, которую Жосслен избрал, чтобы почтить Мэйрин, ибо звезда была символом колдуньи. На золотой полосе были начертаны слова девиза: «Honoria Supra Alis»— «Честь превыше всего». Но самым главным во всем снаряжении был, конечно, обоюдоострый меч с простым эфесом и утяжеленной рукоятью. Дагда вырвал у себя волосок и провел им по лезвию меча; волосок мгновенно распался надвое.

Дагда улыбнулся и взглянул на Лойала.

— Отлично, парень! — одобрительно воскликнул он. Переведя взгляд на Жосслена, он торжественно провозгласил:

— Вы готовы, милорд!

Мэйрин, сидя в покоях королевы, услышала возгласы зрителей, подсказавшие ей, что поединок начался. Она вздрогнула и тут же почувствовала, как сильно дернулся ребенок в животе. Сердце ее заколотилось. Из этой комнаты поля сражения видно не было. Мэйрин сидела совсем одна: все, вплоть до последней служанки, отправились смотреть на поединок.

«Мне нечего бояться, — уговаривала она себя. — Бог на нашей стороне. Смыть пятно позора с моей чести и пятно сомнения с законности моего ребенка сможет лишь гибель Эрика от руки Жосслена. Когда Жосслен победит Эрика, все наконец уверятся, что я не лгала». Мэйрин была далеко не глупа и прекрасно понимала, что многие придворные верят не ей, а Эрику, несмотря на полное доверие королевы к словам своей подруги.

И снова она привычно удивилась, почему же Эрик Длинный Меч так и не изнасиловал ее. Почему он, орудуя пальцами в ее неподатливом теле, считал, что в действительности овладевает ею как мужчина? Почему он всегда настаивал на том, что переспал с ней по-настоящему? И ни разу с его лица при этом не соскользнула маска самоуверенности и убежденности в своей правоте. В конце концов Мэйрин перестала сомневаться, что Эрик верит в то, что овладел ею целиком и полностью, как подобает нормальному мужчине. А если это так, то Эрик Длинный Меч действительно безумец, как она уже много раз подозревала. Издалека до нее доносились крики и рев толпы, наблюдавшей за невидимой для нее битвой. О Боже! Ну почему она согласилась на это добровольное заточение?! Ей следовало бы сейчас быть там, в королевском павильоне, и вместе со всеми поддерживать Жосслена. Но тут Мэйрин внезапно заметила, что воцарилась полная тишина. Криков больше не было. Она напряженно вслушивалась, но не услышала ничего, кроме легкого шелеста ветерка за окном башни.

Мэйрин сжалась в комок от ужаса. Что же там случилось? Почему они вдруг умолкли? «Я должна идти к Жосслену, — подумала она, но ноги не слушались. Какое-то время она вовсе не могла ни пошевелиться, ни даже перевести дыхание. — Если он умер, то я тоже хочу умереть», — сказала Мэйрин про себя. Но тут до нее донесся целый хор радостных возгласов, и Мэйрин поняла, что Жосслен победил.

Схватившись за высокую спинку стула, чтобы не упасть, Мэйрин рухнула на сиденье и наконец передохнула с облегченным стоном. Тело ее все еще дрожало от пережитого напряжения. Сделав несколько глубоких частых вдохов, она почувствовала, что в ноги возвращается сила. Теперь она пойдет к Жосслену, и все будет хорошо. Она поднялась, сделала шаг, и тут, к ее изумлению, по ногам потекла струя воды. Она ошеломленно замерла, осознав, что это означает. Сейчас у нее начнутся роды — на несколько недель раньше, чем положено! Скованная ужасом, Мэйрин обнаружила, что снова не в силах пошевелиться.

Маргарет со своими фрейлинами ворвалась в комнату, и все женщины бросились радостно обнимать Мэйрин, но та лишь отмахнулась от них. Мать королевы, леди Агата, быстро поняла, что происходит. Она ласково обняла Мэйрин за плечи и помогла ей добраться до стула.

— Вы чувствуете боль? — спросила она Мэйрин. Та покачала головой.

— Вам нечего бояться, милая моя, — сказала леди Агата. — Ведь это ваш второй ребенок, не так ли?

— Еще слишком рано, — проговорила Мэйрин.

— Насколько? — спросила леди Агата.

— Три-четыре недели, — с дрожью в голосе ответила Мэйрин.

— Все будет в порядке, — успокоила ее мать королевы. — Многие дети, родившиеся на несколько недель раньше срока, вырастают крепкими и сильными и доживают до преклонных лет.