Что я сделал ради любви

— Полагаю, ты единственная в Лос-Анджелесе, кто терпеть не может камеру. Никогда не мечтала быть актрисой? — спросила она. — Именно для этого сюда приезжают девушки со всех концов Америки.

— Я? Нет. А откуда вам известно, что я не родилась здесь?

— Интуиция.

Продолжая смотреть в объектив, Джорджи видела, как напряжены уголки маленького рта Чаз.

— Большинство двадцатилетних девушек терпеть не могут такую работу, как твоя.

Чаз крепче сжала веник, словно готовилась идти в бой.

— А мне моя работа нравится. Вы, возможно, считаете, что она не важна?

— Думаю, любая работа зависит от того, как человек к ней относится, — процитировала Джорджи отца.

Камера незаметно изменила сущность отношений между ними. Впервые с той минуты, как они встретились, Чаз выглядела неуверенной.

— Люди должны заниматься тем, к чему у них талант, — выговорила она наконец. — Я ничего другого не умею. — Она попыталась вернуться к работе, однако камера явно ее беспокоила — Выключите эту штуку.

— Как это случилось? — Джорджи обошла вокруг стола и снова взяла ее в фокус. — Как ты выучилась вести дом в таком молодом возрасте?

Чаз вымела мусор из угла.

— Занималась этим с детства.

Джорджи молчала. И, к ее удивлению, Чаз продолжила:

— Мачеха работала в мотеле, недалеко от Барстоу. Двенадцать комнат и закусочная. Вы выключите это или нет?

— Через минуту.

При виде камеры многие люди замыкались. Другие были готовы говорить. Очевидно, Чаз принадлежала к последним. Джорджи снова отошла в сторону.

— Ты там работала?

— Иногда. Мачеха любила повеселиться и не всегда приходила домой вовремя, чтобы успеть на работу на следующий день. Когда так бывало, я пропускала школу и шла убирать мотель.

Джорджи взяла крупным планом лицо девушки, наслаждаясь обретенной свободой.

— Сколько лет тебе было?

— Не знаю. Одиннадцать или около того.

Она принялась орудовать веником на том месте, которое уже успела подмести несколько минут назад.

— Тому типу, что владел мотелем, было наплевать, сколько мне лет; главное — чтобы работа была сделана. А я работала намного лучше ее.

Камера отражала факты. И не высказывала мнения о тяжком труде одиннадцатилетней девочки.

— А как ты относилась к тому, что пропускала школу?

Похоже, батарея вот-вот разрядится.

Чаз пожала плечами:

— Нам нужны были деньги.

— Но работа, наверное, была тебе не по силам.

— Были и хорошие моменты.

— Какие именно?

Чаз продолжала тыкать веником в то же злополучное место на полу.

— Не помню, — выдавила она и, прислонив веник к стенке, взялась за тряпку для пыли.

— Сомневаюсь, что было много хороших моментов, — осторожно заметила Джорджи.

Чаз протерла книжную полку.

— Иногда в мотеле останавливалась семья с ребятишками. Заказывали пиццу или приносили бургеры из закусочной. Дети обязательно проливали что-нибудь на ковер. Страшно было видеть, во что превращался номер. — Она рассеянно протирала одну и ту же книгу. — Повсюду мусор и остатки еды. Простыни на полу, грязные полотенца. Но я старалась привести комнату в порядок.

Лопатки сошлись на худенькой спине, как сложенные крылья. Чаз отшвырнула тряпку.

— Все чушь собачья. Мне нужно работать. Вернусь, когда вас здесь не будет.

Она закрыла за собой дверь как раз в тот момент, когда батарейка камеры разрядилась.

Джорджи только сейчас сообразила, что все это время старалась не дышать. Чаз никогда не рассказала бы так много, не будь у Джорджи камеры. Вынув кассету с пленкой и сунув в карман, она ощутила такой же подъем, который всегда испытывала перед трудной сценой из очередного фильма.

Вечером она нашла на кухне абсолютно отвратительный сандвич, приготовленный, очевидно, для нее: монументальное уродство, сооруженное из толстых ломтей хлеба и таких же кусков мяса и сыра. Все это утопало в майонезе.

Джорджи разобрала сандвич, сделала себе другой, попроще, и поела в одиночестве на веранде. Брэма она так и не увидела.

На следующий день Эрон отдал ей новый выпуск «Флэш». Обложку украшал один из снимков Мела Даффи, сделанный на балконе. Заголовки прямо-таки вопили: «Свадьба, которая потрясла мир!»; «Эксклюзивные фото супружеского счастья Скипа и Скутер!»

На снимке Брэм держал ее в объятиях. Прозрачная белая юбка Джорджи драпировала его рукава. Оба нежно смотрели друг другу в глаза.