Древо возможного и другие истории

— А вот и чудесный кофе по-колумбийски! — объявила дымящаяся чашка и затянула мелодию на чилийской флейте.

— Кому глазунью? — спросила тарелка.

— Люку! — ответили вилка и нож, занимая места рядом с ней.

Салфетка обвилась вокруг его шеи. Люк поморщился: если так и дальше будет продолжаться, в один прекрасный день эта чертова салфетка его задушит. От злости он насажал на нее пятен. Салфетка не очень обиделась. Стиральная машина из угла посмотрела на измазанный желтком квадратик материи с вожделением.

— Вкусно? — спросила гордая собой кофеварка.

Ответа не было. Почувствовав, что у Люка нет никакого желания получить еще одну чашку, она запыхтела клубами пара.

— Вам не понравился завтрак? — спросила соковыжималка тоном встревоженного дворецкого.

Люк вскочил, лицо его побагровело. Было смешно и глупо сердиться на кухонную утварь, но он больше не мог терпеть. Сегодня вещи довели его до истерики.

— Не-лезь-те-ко-мне!

Повисла тяжкая пауза.

— Хорошо, ребята, оставим его в покое. Люк не любит, когда ему мешают во время еды, — сказал тостер, намазывая кусок хлеба толстым слоем соленого масла и мармелада.

Но тут завопило радио:

— А теперь утренние новости, и прежде всего — сводка погоды!

— Заткнись! — крикнул Люк, испепелив взглядом радиоприемник, тот сейчас же смолк.

Эстафету перехватил телевизор:

— Здравствуйте всем. Вы, наверное, вовсю завтракаете, и я вам желаю действительно… — затараторил ведущий с сияющей улыбкой.

Люк выдернул шнур из розетки. К счастью, радио и телевизор не были сверхсовременными, и их можно еще было выключить руками. Вещи нового поколения были снабжены вечными батарейками, запаянными в металл, и вынуть их было совершенно невозможно.

Люк громко жевал, наслаждаясь тишиной, наступившей стараниями тостера.

— Спасибо, тостер, — сказал он, уходя в комнату.

— Не за что, Люк. Я знаю, что такое трудное утро.

Люк не обратил ни малейшего внимания на эти слова. Фразы, произносимые вещами, были заложены в базы данных запоминающих устройств. Компьютерная система позволяла вещам поддерживать разговор, имитируя диалоги людей. Сначала их реплики были совсем простыми, например: «Да, нет, спасибо, пожалуйста», но программа постепенно усложнялась. Теперь предметы умели говорить: «Завтра будет новый день», «Не огорчайся, все уладится», «Успокойся, не стоит нервничать из-за таких мелочей», «Погода вроде бы улучшается» и другие, подобные этим, нейтральные фразы, способные поддержать расстроенного человека. «Все более общительные, все более человечные» — таков был девиз изготовителей разговаривающих устройств.

— Мне надоели эти говорящие вещи, — пробормотал Люк сквозь зубы.

— Звонят! — сказал видеофон одновременно с ним. И так как не получил ответа от Люка, то заорал во всю мощь: — Кто-то пришел! Звонят!

— Я понял, — проговорил Люк.

— Ты ответишь или мне записать? — спросил видеофон.

— Кто это?

— Женщина, молодая.

— Какая она?

— Хорошенькая, немного похожа на твою бывшую, — заметил видеофон.

— Не самая лучшая характеристика. Тоже, наверное, истеричка. Ладно, давай.

На экране появилось приветливое лицо.

— Господин Люк Верлен?

— Это я. Что вам нужно?

— Меня зовут Иоанна Артон, я провожу опрос.

— Что за опрос?

— Мы собираем материал для усовершенствования словарного запаса эротического робота-женщины.

Камера видеофона медленно обвела грудь женщины, весьма аппетитную.

Люк смутился от такой инициативы, но про себя признался, что его интересовала именно эта часть.

— Я внизу, перед вашим подъездом. Можно мне подняться?

Люк почесал подбородок. Он жалел, что не брит, но вчера он вдребезги разбил свою электробритву, пожелавшую побрить его прямо за завтраком. Надо будет купить новую.

— Хорошо, заходите!

Белокурая девушка оказалась грабительницей. Едва дверь открылась, пистолет в ее руке нацелился на опрометчивого хозяина.

Не прошло и трех минут, как Люк Верлен оказался привязанным к стулу, а гостья принялась опустошать квартиру.

— Ну, что, господин Верлен, сейчас ты уже не так выпендриваешься, да? Как тебе без бронированной двери и камеры видеофона? — вкрадчиво спросила Иоанна Артон, грудь которой в действительности была еще соблазнительнее, чем на экране.