Мое непослушное сердце

«Должно быть, они не раз гадали, каким образом им удалось зачать такого сына».

Именно это заметила Молли, когда он рассказал о родителях. Пусть она во многом ошибалась, но тут была абсолютно права.

— Он сказал, что ты ему не позвонил, — ворвался в его размышления осуждающий голос Шарлотты.

— Кто?

— Поверенный твоей тетушки Джудит. Не отвлекайся, Кевин! Он хочет поговорить насчет лагеря.

Кевин заранее знал, что скажет Шарлотта. Разговоры о лагере «Уинд-Лейк» неизменно выводили его из себя, поэтому он старался их избегать. Именно в этом месте пропасть между ним и родителями высвечивалась яснее всего. Именно лагерь служил причиной всех раздоров.

Лагерь построил его прадед в глуши северо-восточного Мичигана в конце девятнадцатого века. С самого начала это было место летних собраний членов методистской общины, но, поскольку лагерь располагался не на побережье океана, а на озере, он так и не приобрел широкой известности.

Все детство и отрочество Кевину приходилось ездить туда с родителями. Отец упорно цеплялся за старые обычаи и продолжал проповедовать редеющей пастве, жалкой группе пожилых людей, год от года продолжавших возвращаться в маленькие домики. Кевин был там единственным ребенком.

— Надеюсь, ты понимаешь, что после смерти Джудит лагерь перешел к тебе, — подчеркнула Шарлотта.

— Мне он ни к чему.

— Глупости! Он принадлежал семейству Такер более ста лет!

— Шарлотта, это дыра, настоящая черная дыра, в которой бесследно исчезают любые деньги.

— Но ты должен заботиться о нем, как когда-то Джудит.

Найми управляющего.

— Я продаю лагерь. Карьера для меня важнее.

— Ты не можешь! Кевин, ведь это часть истории твоей семьи! Кроме того, люди все еще приезжают туда!

— Должно быть, доходы тамошнего гробовщика каждый раз подскакивают до небес!

— Гробовщика? Ты о… Господи, мне нужно бежать, иначе опоздаю! Даю урок рисования акварелью.

Она повесила трубку, прежде чем он успел сообщить о своей женитьбе. Что ж, все к лучшему. Разговоры о лагере отнюдь не улучшили и без того мрачное настроение. :

Боже, каждый раз каникулы превращались в сплошную муку! Пока друзья играли в бейсбол и бездельничали, он торчал в захолустье, в компании нудных стариков с их дурацкими правилами.

— Не плещись так в воде, дорогой. Дамы не любят, когда им брызгают на волосы.

— Служба начинается через полчаса, сынок. Пойди умойся.

— Ты опять бил мячом о стену молельни? Вся краска в пятнах.

В пятнадцать лет он наконец восстал и едва не разбил их сердца.

— Я туда не поеду, и вы меня не заставите. Там тоска смертная, и я ненавижу ваш лагерь! Попробуйте только приставать ко мне, и я убегу из дому! Вот увидите!

Родители в конце концов сдались, и следующие три года он провел в Гранд-Рапидс со своим приятелем Мэттом. Отец Мэтта был молодым крепким парнем, заядлым спортсменом, игравшим в футбол за «Спатнс», и каждый вечер он кидал с мальчишками мяч, к неописуемому восторгу Кевина.

Через несколько лет Джон Такер состарился настолько, что больше не мог отправлять службы. Молельня сгорела, и лагерь утратил свою религиозную роль. Тетка Кевина Джудит переехала в унылый старый дом, где раньше останавливалось семейство Такер, и продолжала сдавать коттеджи на лето. Кевин никогда больше там не бывал.

Ему не хотелось думать о бесконечных скучнейших жарких днях, нескончаемых замечаниях, нотациях, лекциях…

Кевин вставил в проигрыватель компакт-диск и увеличил звук. Когда граница между штатами осталась позади, он заметил на обочине дороги знакомый зеленовато-желтый «фольксваген». Такер с такой силой нажал на тормоз, что из-под колес полетела щебенка. Это машина Молли, ошибки быть не может. Она тяжело навалилась на руль.

Фантастика! Только этого ему не хватало. Какое право имеет она закатывать истерики? Это ему следовало бы выть от тоски!

Может, просто уехать, сделав вид, что ничего не заметил?

Нет, она, наверное, уже увидела его. Ничего не поделать.

Поэтому он вышел и направился к «жучку».

От боли перехватило дыхание. Или от страха?

Молли понимала, что нужно добраться до больницы, но не могла пошевелиться. Боялась, что, если двинется с места, горячая липкая жидкость, уже пропитавшая юбку шерстяного подвенечного платья, хлынет потоком, который унесет ее ребенка.

Она приняла первые спазмы за кишечные колики от голода, поскольку весь день не ела. Потом ее скрутила схватка, такая сильная, что она едва сумела подвести машину к обочине, прикрыть руками живот и скорчиться.