Молли поднялась с дивана.
— И все же тебе лучше уйти.
— Это мой коттедж.
— А у меня права нанимателя.
Его голос, мягкий, с чувственными нотками, обволакивал ее.
— Я думаю, мое присутствие попросту тебя нервирует.
— Ну да, как же… — Она весьма успешно изобразила зевок.
Кевин, весело улыбнувшись, кивнул в сторону бокала:
— Пьешь? Не боишься, что снова набросишься на меня в ночной тиши?
— Ой, и правда! Как это я? Ну совсем забыла!
— А может, опасаешься моего нападения?
Что-то внутри перевернулось. Но она, продолжая играть роль мисс Хладнокровие, подступила к столу, чтобы смахнуть салфеткой хлебные крошки, оставшиеся от ужина.
— С чего это вдруг? Я тебе ничуть не нравлюсь.
Он выждал с ответом. Ровно столько, чтобы она потеряла самообладание.
— Откуда тебе знать, кто мне нравится, а кто нет?
Сердце Молли сжалось, сделало нечто вроде сальто и, похоже, перестало биться.
— О Господи! А я-то думала, что мой правильный английский окончательно оттолкнет нас друг от друга!
— Ну ты и хитрюга!
— Извини, но я предпочитаю мужчин с большей глубиной натуры.
— Хочешь сказать, что, по твоему мнению, я мелок?
— Как лужа на тротуаре. Но зато ты богат и красив, так что все отлично.
— Я не мелок!
— Давай заполняй пробелы: самое главное в жизни Кевина Такера — это…
— Футбол — моя работа. Вряд ли это делает меня ничтожеством.
— Вторая, третья и четвертая главнейшие вещи в жизни Кевина Такера — это…
— Я лучший в своей области и не собираюсь извиняться.
— Пятая важнейшая вещь в жизни Кевина Такера — это… о, погоди, я не права, это женщины, верно?
— И притом не болтушки, так что ты в их число не входишь.
Молли уже открыла рот, чтобы бросить очередную колкость, когда ее осенило:
— Поняла! Все эти иностранки…
Кевин явно насторожился.
— …тебе нужны такие, с которыми не возникает необходимости общаться по-настоящему. Всякие человеческие отношения могут так или иначе помешать твоей главной страсти.
— Ты сама не знаешь, что несешь! Говорю же, у меня было немало американок.
— Готова поклясться: все они взаимозаменяемы. Красивые, не слишком умные, а если вздумают предъявлять претензии или становятся слишком требовательными, немедленно исчезают из твоей жизни.
— Совсем как в добрые старые времена.
— Я оскорбила тебя — на случай, если не заметил.
— И я ответил тем же — на случай, если не заметила ты.
— Уверена, ты не захочешь оставаться под одной крышей с такой назойливой особой, как я, — улыбнулась Молли.
— Ты так легко от меня не избавишься. И собственно говоря, наша совместная жизнь сулит немало преимуществ.
Его взгляд напомнил ей о потных слившихся телах и скомканных простынях. Молли сжалась, но он сунул руку в карман халата, развеяв волшебство, которое, вероятно, было лишь плодом ее воображения. Кевин вытащил смятый листок бумаги. Молли не сразу узнала злополучный рисунок с Дафной, летящей с утеса.
— Я нашел это в корзинке для мусора, — пояснил Кевин, разглаживая листок. — Слушай, этот парень, он кто?
Барсук?
Молли медленно кивнула, жалея, что не выбросила рисунок туда, где он не смог бы его найти.
— Так почему ты его выбросила?
— Из соображений безопасности.
— Угу…
— Иногда я использую в историях случаи из собственной жизни. Для вдохновения.
Губы Кевина дернулись.
— Я так и понял.
— В действительности же я просто рисую комиксы. Художник из меня никакой.
— Для комикса слишком тщательно проработано, — заметил Кевин.
Молли пожала плечами и протянула руку, но Кевин покачал головой:
— Это мое. И знаешь, мне он нравится. — Он сунул рисунок обратно в карман и шагнул к двери. — Пойду оденусь.
— Вот и прекрасно, потому что ты не долго здесь пробудешь.
— Ничего подобного. Я остаюсь. А сейчас мне нужно в город, — сообщил Кевин и, криво усмехнувшись, добавил:
— Если хочешь, поедем вместе.
Где-то в глубине души Молли уловила предостерегающий внутренний голос.
— Спасибо за приглашение, но мой немецкий оставляет желать лучшего, а от шоколада у меня аллергия.
— Не знай я тебя лучше, подумал бы, что ревнуешь.
— Только помни, Liebhng[25] , что будильник поставлен на половину шестого утра.
Она услышала шаги Кевина где-то около часа ночи и со злорадным удовольствием заколотила в его дверь на рассвете. Ночью прошел дождь, а поскольку оба так до конца и не проснулись, то не смогли по достоинству оценить чисто промытое розово-серое небо. Даже говорить не было желания.