Маскарад

Шайлер взяла несколько журналов, бутылку воды и жвачку, чтобы во время взлета и посадки меньше давило на уши. Девушка уже встала было в очередь к кассе, чтобы оплатить покупки, и тут заметила стеллаж с венецианскими масками. Хотя до карнавала оставалось еще несколько месяцев, город заполнили уличные торговцы масками, шумно расхваливавшими свой товар. Девушка не обращала внимания на дешевые безделушки, но тут, в аэропорту, одна маска привлекла ее внимание.

Эта маска полностью закрывала лицо, не считая отверстий для глаз; она была сделана из лучшего фарфора и украшена золотым и серебряным бисером.

— Смотри-ка, — позвала Шайлер Оливера и взяла маску в руки.

— На кой тебе эта безвкусная штуковина? — удивился юноша.

— Не знаю. У меня нет ничего на память о Венеции. Возьму-ка я ее.

Перелет до Рима оказался тряским, а полет до Нью-Йорка — еще хуже. Турбулентность была такая, что Шайлер казалось, что она скоро свихнется — так у нее стучали зубы всякий раз, как самолет подбрасывало. Но стоило ей глянуть в иллюминатор и увидеть панораму Нью-Йорка, как ее затопила любовь к этому городу, смешанная с печалью, ведь теперь здесь ее никто не ждал, не считая двух верных слуг, ставших ныне, согласно завещанию Корделии, ее законными опекунами. Ну, но крайней мере, ее ждала Бьюти, ее гончая бладхаунд, настоящий друг и защитник. Бьюти была еще одной составляющей преображения, часть души Корделии, переместившейся в материальный мир, дабы защищать Шайлер до той поры, пока она полностью не овладеет своими силами. Девушка скучала по Бьюти.

Уставшие после перелета, друзья пробились через толпу, чтобы забрать свой багаж. Путешествие длилось почти пятнадцать часов, и они выглядели изможденными, а к тому моменту, как добрались до Нью-Йорка, на город уже опустились сумерки. Когда они вышли из здания аэропорта, оказалось, что фонари припорошены снегом. Начался декабрь, и наконец-то наступила зима.

Оливер отыскал у тротуара машину их семьи со скучающим шофером и провел девушку к большому черному «мерседесу майбаху». Они устроились на удобных кожаных сиденьях, и Шайлер возблагодарила всех богов за то, что они послали ей Оливера. Состояние его семьи, полностью сохранившееся, в нынешнее время оказалось более чем кстати.

По дороге к городу друзья сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. В кои-то веки машин на автостраде было мало, и они добрались до Манхэттена всего за полчаса. Автомобиль проехал через мост Джорджа Вашингтона и выехал на Сто двадцать пятую улицу, направляясь к Риверсайду, к особняку ван Аленов, расположенному на углу Сто первой улицы и Риверсайда.

— Все, я доехала, — сказала Шайлер. — Еще раз спасибо тебе за все, Олли. Жалко, что с дедушкой ничего не вышло.

— Да не за что. «Защищать и служить» — вот мой девиз.

Оливер потянулся чмокнуть ее в щеку, как всегда, но в последнее мгновение Шайлер повернулась, и они столкнулись носами.

Девушка ойкнула.

Оливер смутился, и вместо обычного поцелуя они неловко обнялись.

Да что это с ней такое? Оливер — ее лучший друг. Что она себя ведет так по-идиотски? Шайлер уже собралась открыть дверцу машины, как Оливер кашлянул. Девушка обернулась.

— Ты что-то хотел сказать?

— Э-э... Ну... ты собираешься на сегодняшнее мероприятие? — поинтересовался Оливер, почесывая подбородок.

Шайлер удивленно взглянула на него.

— Какое еще мероприятие?

— Ну, на бал Четырех сотен, — пояснил Оливер, закатывая глаза и изображая в воздухе кавычки. — Большую вечеринку кровопийц.

— Ах, да!

Шайлер чуть не позабыла про бал. А ведь ей положено там присутствовать как члену Комитета. Но она еще слишком молода для официального представления на балу, в отличие от Мими и Джека Форс. Джек Форс... Девушка несколько недель подавляла свои чувства к нему, но при мысли о бале Четырех сотен перед ее внутренним взором снова возник образ Джека. Высокий, до боли красивый, с солнцем, играющим на золотых волосах и коже, со смехом в проницательных зеленых глазах, с безукоризненными, ослепительно белыми зубами.

Джек первым заподозрил, что за смертью Эгги Карондоле кроется нечто такое, во что Комитет не желает верить. Именно он решил выяснить правду. Шайлер отыскала его после того, как на нее капали, а потом, после того как он ее утешил, они поцеловались. При воспоминании об этом поцелуе у нее до сих пор горели губы. Стоило Шайлер закрыть глаза, и она снова чувствовала запах Джека, свежий и чистый, словно свежевыстиранное белье, с легкой хвойной ноткой от лосьона после бритья.