Устрицы под дождем

– Это неприлично. Мы не можем туда пойти.

– Неприлично хотеть увидеть шедевр?

– Давай не будем ссориться.

– Я все равно попаду туда!

Ангелина Петровна вздохнула.

– Хорошо. Я постараюсь что-нибудь придумать, надо узнать, кто организовывает прием.

– Ты – чудо!

– А ты – как маленький ребенок!

– Ты – самая лучшая! Я без тебя умру!

– По-моему, ты умрешь без Пикассо.

Циферблат часов тускло отсвечивал низкое пламя свечи на столе, аллигатор нежно поглаживал кожу. Аркашины волосы высохли, беспорядочными локонами падали на глаза, которые были так широко распахнуты, словно вся вселенная умещалась в одном их взгляде.

– Ты – чудо! – прошептала Ангелина Петровна, сдувая с Аркашиного уха прядки волос.

– Я люблю тебя, – прошептал Аркаша и выпустил дым двумя аккуратными колечками. Они одновременно воспарили над столом, на мгновение переплелись так, как переплетаются кольца на свадебных автомобилях, и растворились в и без того насыщенном воздухе ночного московского ресторана.

23

Капля за каплей, в этой белой комнате с диваном в стиле хай-тек, в Марусю вливали не лекарство, как думала медсестра в реперскои шапочке, это были воспоминания.

Она и Ее Великая Первая Любовь едут к Марусиной бабушке. Это ее, Маруси, гениальное изобретение. Под названием: «Где срочно взять деньги в пятницу вечером? »

Приехать к бабушке. Со своей Великой Первой Любовью. Слегка пригладить ему волосы в лифте и настроиться не хихикать.

Бабушка рада неожиданной встрече, тем более что она только что слушала радио. Про наркоманов. И очень переживает по этому поводу.

– Ты не принимаешь наркотики? – Она пытливо заглядывает внучке в глаза.

– Да ты что, бабуль! – успокаивает Маруся, и только после этого бабуля обращает внимание на молодого человека.

– Познакомься. Мой жених, – объявляет Маруся. – Мы любим друг друга.

– Ах! – Старушка всплеснула руками, засуетилась около стола.

– Сегодня мы подали заявление в ЗАГС, – продолжала Маруся так же бодро.

Бабушке хотелось быть современной. Она не разлила чай на стол, не схватилась за сердце. Просто села на стул с радостной улыбкой. Улыбка не сошла с лица даже после того, как она почувствовала, что на стуле лежала открытая коробка с конфетами.

– Мать не знает? – только и спросила она.

– Не. – Маруся качнула головой и добавила многозначительно: – Только ты. Как всегда.

Как и ожидалось, провожая молодых, старушка открыла большой допотопный кошелек и достала все, что там было. Протянула Марусе.

Они расцеловались, и бабуля незаметно смахнула с глаза крошечную слезинку.

Около лифта Маруся покрутила перед носом у Великой Первой Любви двумя пятисотрублевыми бумажками.

Они еще долго не выходили из лифта, потому что целовались.

Она вообще не вспоминала его здесь. Хотя думать о том, что он бесится, ищет ее, было приятно.

Приятно, потому что, наверное, этого не было.

Сидит себе где-нибудь в боулинге, со своей тусовкой, и с девушками знакомится.

А где ему ее искать? Подружке ее позвонить он не может… Она все равно не знает… Хотя, может, и позвонил уже. И сидят они вместе. Ну и пусть сидят. В этих своих лоховских заведениях. И мечтают о том, как поедут в трехзвездочный отель в Турцию.

Да, матери он точно звонить не будет.

После того, как она позвонила его матери и кричала в трубку, что ее сын развращает ее дочь. Он тогда неделю с ней не разговаривал, якобы она малолетка и с ней дела лучше не иметь.

Потом ничего. Помирились. С ним. Не с матерью.

Потом он стал Ее Великой Первой Любовью.

Только уже к бабуле его водить было нельзя. В одну из пятниц, когда снова срочно нужны были деньги, Маруся приехала к ней в слезах, рассказала, что свадьба расстроилась, он ее бросил. А она беременна. Бабушка сама после двухчасовых причитаний и вопроса «Мать не знает? » предложила делать ей аборт. И деньги на аборт дала.

Они тогда до шести утра в ночном клубе гуляли и подружка ее любимая. С первого класса.

Как она ничего не почувствовала? Слишком доверяла? Или слишком любила? Их обоих.

А они потом любили друг друга уже без нее.

Она хотела умереть. Резала себе вены. Только почему-то не поперек, а вдоль руки. Тушила об себя бычки. И ненавидела. Их обоих.