Филиппа

Филиппа подошла к шкатулке с драгоценностями, подняла крышку и уложила туда ожерелье и серьги. Устало присела, сбросила туфли и, сняв подвязки, стянула чулки. Появившаяся из гардеробной Люси схватила все это и снова исчезла. На дубовом столе стоял тазик с теплой водой. Молодая жена умылась, почистила зубы смесью пемзы и мяты, как делала каждую ночь перед сном. Но сегодня в ее постели будет лежать муж.

Люси вернулась и сунула ей в руки ночной горшок.

— Облегчитесь и вымойте себя там, — коротко велела она.

Филиппа хотела было возразить, что ей не хочется, но вместо этого молча повиновалась. Люси вылила содержимое горшка в окно, промыла водой из тазика и повторила процедуру, после чего поставила горшок под кровать.

— Что же, можно сказать, вы полностью готовы, — решила она и, кивнув на прощание, вышла. Дверь со стуком захлопнулась. В коридоре послышались быстрые шаги.

— Мои волосы, — спохватилась Филиппа, но тут же тихо засмеялась. Она вполне способна причесаться сама!

Взяв щетку, она села у окна, выходившего в сад. Сто взмахов щеткой: так учили мама и Мейбл. Каждое утро и каждый вечер. Кабанья щетина потрескивала, приглаживая длинные густые пряди.

Орудуя щеткой, она смотрела на реку. На небе взошел полумесяц, над которым сияла яркая звезда. Ах, если бы только так могло продолжаться вечно!

Но тут дверь открылась, и она услышала, как Криспин входит в комнату.

Филиппа не обернулась. Только рука остановилась на полувзмахе. Он ничего не сказал, но взял у нее щетку и принялся водить по волосам. Филиппа едва смела дышать.

— Ты считала? — спросил он наконец. — Сотня уже есть?

— Я сбилась. Но, наверное, есть.

— В таком случае мы закончили. У тебя прекрасные волосы, Филиппа.

Он захватил целую горсть, поднес к губам и поцеловал. Потом сел рядом и обнял ее за талию. Филиппа оцепенела, и он немедленно ослабил объятие. Вторая рука откинула волосы в сторону, и он нежно, не торопясь, поцеловал ее в затылок. Ловкие пальцы развязали ленты камизы.

— Пожалуйста, нет! — взмолилась она, отталкивая его.

— Я всего лишь хотел ласкать твои милые грудки, малышка, — прошептал он, целуя ее грудь.

— Я так боюсь, — призналась она.

— Чего? — осторожно спросил он.

— Этого. Тебя. Того, что должно сегодня случиться! — отчаянно выпалила она.

— Это всего лишь ласка, — успокоил он и, отведя ее руки, оттянул камизу и сжал ее левую грудь. — Я твой муж, Филиппа, и тебе следует бояться только в одном случае: если предашь меня. То, что случится сегодня, должно убедить твою семью, что ты действительно моя жена во всех смыслах и я не украл твое приданое, отрекшись от тебя под предлогом того, что брак не был осуществлен.

— Но ты никогда не сделал бы ничего подобного! Ты благородный человек! — воскликнула она.

— Счастлив, что ты это понимаешь, — улыбнулся он. — Именно поэтому наш союз и будет осуществлен сегодня. Пойдем, малышка, тебе нечего бояться. Мы соединим наши тела, и оба получим наслаждение.

— Но почему именно сегодня? Неужели нельзя подождать?

— И сколько именно ты предлагаешь ждать? — развеселился он.

— Не знаю, — едва не заплакала она.

— Вот поэтому мы не станем ждать. Чем дольше мы будем оттягивать выполнение долга, тем больше ты станешь бояться. Только когда все будет закончено, ты поймешь, что тут нет ничего ужасного. И может, захочешь делать это снова и снова, — уверял он.

— Королева говорит, что соединение мужа и жены должно происходить исключительно с целью продолжения рода, милорд, и никакой другой. Так учит и церковь.

— В нашей постели я не потерплю ни королевы, ни церкви, запомни это, жена! — жестко бросил он. — Там будут только двое: я и ты!

Он рывком притянул ее к себе на колени, сжал ладонями лицо и поцеловал. Грубо. Требовательно. Раскрывая ее губы своими. Она послушно разомкнула губы, и его язык ворвался внутрь, как покоритель — в завоеванную крепость. Глубоко. Найдя ее собственный язык. Гладя. Лаская. Он целовал ее, пока она не задохнулась. Не вздрогнула. И к своему удивлению, обнаружила, что ее руки по собственной воле обвились вокруг его шеи.

— Мне нравится, когда ты меня целуешь, — пробормотала она.

— Ты создана для поцелуев, — хрипло выдавил он. — Поцелуев, ласк и любви, малышка. Я давно понял, что могу вести себя как джентльмен, пока не прикасаюсь к тебе, но когда ты лежишь в моих объятиях и я глажу твои сладкие груди, совершенно теряю голову. Не могу припомнить, чтобы женщина воспламеняла столь исступленное вожделение в моих чреслах.