Ну разве она не милашка?

Он оглядел спальню. Она позаботилась, чтобы у него были чистые рубашки, свежие простыни и запас любимых туалетных принадлежностей. Он уже успел привыкнуть к тому, что кто-то печется о его удобствах, хотя он вполне способен делать это сам. И все же он не мог предусмотреть мелочи вроде натертого до блеска красного яблока на белой льняной салфетке рядом с кроватью. Одно яблоко. Нет, она просто с ума его сведет!

Колин, хмурясь, надел часы и застегнул запонки.

Подходя к каретному сараю, он ругал себя. Почему он сразу не дал понять, что снова ее нанял? Впрочем, вряд ли это что-то изменило бы. Вечно ей нужно все испортить!

Он целый день думал только о том, какая она была, когда они занимались любовью. Все острые края сгладились, серебристые глаза смотрели мечтательно и дремотно… Потом она нежилась в его объятиях, развлекая забавными историями. Дело в том, что ему всегда было чужда беззаботность, а с ней он по крайней мере ощущал некоторое подобие беззаботности. Слишком поздно он сообразил, что нужно было принести ей цветы, что-нибудь истинно южное, пряное и душистое. Такое же прекрасное, сложное и ускользающее, как она сама.

Он поднялся на крыльцо. При одной мысли о том, что они снова увидятся, дурное настроение куда-то улетучилось. И тут он заметил пришпиленную к двери записку: «Опять колики».

Лениво жуя жареный сладкий картофель, Шугар Бет смотрела в окна ресторанчика «Лейкхаус». За причалом лежала вода, темная и таинственная, ожидая возвращения водяных лыж, мотоциклов и купальщиков. В старших классах они загорали на небольшом мысу, названном Аллистер-Пойнт, где пили запрещенное пиво, рассказывали сальные анекдоты и обжимались. Интересно, обжимался ли когда-нибудь Колин на пляжном одеяле, пахнувшем пивом и лосьоном от загара?

Она отодвинула недоеденный сандвич-барбекю — фирменное блюдо «Лейкхауса», — в который входили тамалес^[14], кукурузный хлеб и пикули с укропом. Несмотря на субботний вечер, народу было совсем мало, но она постаралась сесть за самый дальний угловой столик, для чего пришлось отшить Джеффи Стивенса.

Ее влекли в «Лейкхаус» ностальгия и желание снова попробовать барбекю, еду ее детства. Декор старомодного речного судна сохранился в неприкосновенности: медные лампы с зелеными стеклянными абажурами, обшитые досками стены, имбирного цвета панели, деревянные стулья с виниловыми сиденьями, специально для посетителей в мокрых купальниках, строго-настрого запрещенных в обеденном зале, — правило, которое, на удивление быстро забывалось с мая по октябрь, когда бизнес был в самом разгаре. Когда-то большие окна, выходящие на воду, украшали зеленые бархатные занавеси. Теперь же занавеси были красными с золотой бахромой, а на деревянных полах красовался свежий слой стального цвета краски. В углу около крошечного танцпола находился музыкальный автомат, предусмотрительно поставленный рядом с ведущей в бар дверью.

Она потянулась к стакану с кокой, но едва не опрокинула его при виде Райана, входившего в этот самый бар. Как всегда, повезло! Она пришла сюда, чтобы избежать появления на людях в компании Колина, и нужно же было наткнуться на Райана! Может, он ее не заметит?

Но прямо перед ним тянулась длинная зеркальная панель, и как раз, когда бармен подавал ему пиво, Райан вскинул голову. Она поспешно отвернулась к окну, притворившись, что не заметила его, но он направился к ней. Сегодня он был в сером костюме, белой рубашке и галстуке. Головы всех присутствующих повернулись к ним. Шугар Бет опустила глаза в тарелку и зло прошипела:

— Ты с ума сошел? Убирайся!

Райан пинком выдвинул стул и плюхнулся на него, поигрывая бутылкой.

— А мне не хочется.

Тот подросток, которого она помнила, никогда бы не сел за стол без приглашения и был при этом бесконечно более вежливым, чем этот фабричный босс с жестким взглядом. Жаль, что при ней нет собаки.

— Я не шучу, Райан. Теперь все скажут, что я заманила тебя сюда, а мне, признаться, немного надоело нести ответственность за падение нравов всего человечества.

Его волосы выглядели так, словно он то и дело запускал в них руку, а морщинки на лице казались куда глубже, чем четыре ночи назад. Пиджак распахнулся, когда он вытянул ноги и ткнул бутылкой в ее тарелку.

— Будешь доедать?

— Конечно.

Но он уже потянул тарелку к себе. И тут воспоминания о прошлом охватили ее с такой силой, что голова пошла кругом. Она всегда была разборчива в еде и больше интересовалась танцами и флиртом, а он обладал гаргантюанским аппетитом подростка. И неожиданно ей захотелось, чтобы все вернулось: упущенные возможности, потерянная уверенность в себе, блаженная самонадеянность, позволявшая верить, что с ней никогда и ничего не случится. Чтобы мать была рядом. И «Сивиллы» тоже. И больше всего она хотела той жизни, которая ждала бы ее, останься она со своим первым возлюбленным, хотя любовь длилась недолго.

---

14 Сваренная на пару кукуруза с мясом и перцем.