160  

Вспомни: Псалом 72; обалделые утки; ворота остались открытыми, коровы ошалели в чернике, Авенезер бросается на «харлей»; помятый радужно-блестящий рожок; Доббз и Забой скрытно эвакуируют женщин и детей.

За кулисами Ужасный Гарри садится на траву рядом с девушкой, устраивается поудобнее спиной к яблоне, чтобы сосредоточиться на толстой подборке журнала «Мэд», которую он привез в фасонистых седельных сумках. Вспоминаю: Старый Берт сказал мне, что в университете Гарри выбрал антропологию.

Курица и цыплята скребут землю, клюют.

Шины разбрасывают гравий, черный челнок уезжает в город за прицепом, который они решили взять напрокат. Туча пыли вызывает многоголосый кашель и плевки… курица кудахчет, зовет в укрытие. Гарри видит меня, машет журналом, поднимается. Я снова сажусь. Стук пишущей машинки – сильный репеллент…

– Эй, Люцифер! – Это дремавший Берт кричит самому молодому, стажеру. – Собирай всех, и покатим. Мы, ёмть, три дня уже этих людей достаем. Пора на воздух.

Розовое пузико поставила наконец новую пластинку: электрически обогащенные Битлы поют, что Волшебный Таинственный тур едет, чтоб нас увезти. Пластинка кончается, но ничего не происходит. Теперь только Дурак на холме смотрит, как вертится мир…

Шаги по гравию. Высокий сутулый мужик с загипсованной ногой угрюмо ковыляет к уборной.

Ножницы для бумаги у меня на столе выглядят, как оружие.

Отрывистый мерный смех, всегда одной и той же длительности; ровно такой, сколько нужно, чтобы забить десятицентовый гвоздь в сухую сосновую доску.

С верхней ветки яблони свисают три Божьих Глаза[262]. Квистон и Калеб сплели их в лагере «Нево». Глаза не сдвинутся ни на волос в стоячем жарком воздухе, но, похоже, видят вертящийся мир вокруг не хуже любого Дурака.

Оказывается, что покатить они еще не могут. Надо ждать черной машины с прицепом. Почему? Вроде бы они решили, что надо транспортировать мотоцикл человека, который кувырнулся, съезжая с шоссе, президента. Его «харлей». Обратно во Фриско. У него болит голова, и он полетит. Долгий базар и воркотня из-за этого. «Полетит, говоришь, хурбам-бурбам, он полетит?? Жидко серег, я скажу, курдым-бурдым, мне по херу, что президент!»

Возня с металлом. Изредка восклицания в струящемся раскаленном воздухе. «Долг зовет!», «Аминь!», «Я вдую этой сучке, если не заставишь ее одеться!..» – голоса с утрамбованной временем игровой площадки, ребята не слышали звонка с перемены, теперь они уже взрослого размера, усатые и похмельные.

«Грузовиком! Сегодня пароль: "Грузовиком!"»

Потому что план с прицепом провалился: слишком много возни – прицеплять прицеп к заднему бамперу черного челнока. Теперь план – воспользоваться кредитной карточкой Джо Дуя, нанять рефрижератор и отвезти лишние мотоциклы в нем. Почему в рефрижераторе? Единственное, что приходит в голову, – укрыть раненые машины от жестокого летнего зноя – но это какая-то чепуха…

Заглядывает стажер по кличке Отказ и спрашивает:

– Не видел Старого Берта?

Отвечаю, что не видел, и он уходит, пердя. Вчерашнее чили.

– Я оуительно горд! Тем, что я здесь! Сегодня! – И вслед резкий глумливый смех, скорее строгание, чем стук молотка. Мне представляются белые кудрявые стружки, падающие на черные сапоги.

Кто-то бьет в наш большой колокол. Я кричу из окна:

– Эй, это тревожный колокол! Пожарный! Он не для баловства!

– У нас, – кричит с другой стороны Гарри, – все годится для баловства.

Громкий бряк! – это брошен охотничий нож в стену насосной будки.

Слышу голос Доббза снизу, с веранды домика. Он читает большую Библию бабушки Уиттиер, очень громко, о затруднениях Павла с коринфянами две тысячи лет назад. На его месте я бы понизил голос, учитывая вчерашние неприятности Забоя.

Один из «харлеев» разражается хриплым ревом – машина в течке. Черный автомобиль заводится, дважды сигналит, уезжает. Заводится еще один мотоцикл.

– Эй, народ! Ну-ка, послушаем всех!

Все: «Хаур, хаур, хаур…»

Гостья Дженнеке, датская конфетка, только проснувшись, стоит в дверях кухни полуголая, но с такой перекошенной от зубной боли физиономией, что никто не осмеливается подойти… смотрит на все, качая головой, – никогда не видала такого варварства в Копенгагене.

Высокий в гипсе ковыляет обратно, застегивая ремень. Доббз кричит из домика:

– Эй, расскажи нам историю твоей аварии!

Продолжая ковылять, тот говорит:

– Вжик. Трах. Кррак. Больница.


  160  
×
×