90  

«Господин, служба на далеком пограничном посту не позволила мне прикоснуться к вашему учению. Намереваясь оставить этот мир, не оставите ли вы несколько слов и мне?»

Тогда Лао-цзы сел и сочинил 81 короткое стихотворение, которые составили два небольших свитка, в сумме – чуть менее 5000 иероглифов, а затем уехал. Никто так и не узнал, куда он направлялся.

  • Вот вещь, в Хаосе свершившаяся,
  • Прежде Неба и Земли родившаяся!
  • О безмолвная! О безвидная!
  • Одиноко стоишь и не меняешься,
  • Окружаешь все сущее и не гибнешь!
  • Тебя можно назвать Матерью
  • Поднебесной.
  • Я не знаю твоего имени,
  • Но, обозначая знаком, называю тебя
  •         Путем-Дао…
  • Человек берет за образец Землю.
  • Земля берет за образец Небо.
  • Небо берет за образец Дао.
  • А Дао берет за образец свою
  • самоестественность[152].

Давящая мгла уже проступала сквозь небо на востоке, когда Ян, соскочив с начинавшегося у деревни шоссе, побежал по финишной тропе вдоль канала. Через 130 метров меж двух огромных акаций пряталось жилище дядюшки – последнее в ряду мазанок, скорчившихся по обеим сторонам грунтовой дорожки. Целое имение, если сравнить с лачугами на участках в 10 квадратных ярдов[153]: постройка вмещала стоматологический кабинет дядюшки и его веломастерскую, а еще жену дядюшки и их четверых детей, и престарелого отца дядюшки, который приходился Яну дедушкой, заядлого трубокура, пердуна и хохотуна… и мать Яна, и ее птицу, и трех Яновых сестер, и – обычное дело – клиента-двух: эти дожидались на тонких плетеных циновках ремонта транспортного средства или оправлялись от ремонта коренных зубов.

Мчась к маячащим акациям, Ян не видел дядюшкиного дома, однако легко мог представить себе, что происходит внутри. Лампа, освещавшая ужин, озаряет теперь мытье посуды, затем семья переберется в мастерскую к телевизору и рассядется посреди упаковок со слепочной массой. Светить будет один только крошечный экран, чье мерцание бьется о темноту крылышками черно-белого мотылька.

Ян так и видел родню. Вот дядюшка согнулся в зубоврачебном кресле, в короткопалой руке зажата сигарета, рубашка расстегнута. Рядом жена дядюшки взгромоздилась на кормильную скамейку. На циновке сидит дедушка в полулотосе, подался вперед, хихикает, длинная трубка почти касается экрана. Позади кузены и кузины Яна и две его младшие сестры разместились на полу среди всякой всячины – пытаются делать вид, что им интересны репортажи о том, как разлив Янцзы может сказаться на нормах выдачи риса. У задней стены старшая сестра Яна готовит младенцев ко сну: укутывает им попки и нежно кладет одного за другим на подушечку под разложенной раскладушкой. Птица висит у самой двери, укрытая от вечерних сквозняков.

В другой комнате мать Яна как можно тише моет посуду.

Дядюшка рассердится, что Ян опять пришел поздно, но не скажет ни слова. Бросит короткий хмурый взгляд, оторвавшись от телевизора. Никаких вопросов. Где был Ян – знают все. Он мог позволить себе одно развлечение – публичную библиотеку. За полфэня[154] читатель на два часа получал в распоряжение деревянную скамью и наслаждался своего рода библиотечным уединением, пусть даже скамьи были забиты до отказа.

Ян надеялся прочесть недавно разрешенный классический текст Конфуция. Он слышал, что их библиотека получила партию книг первой – честь, в кои-то веки оказанная родине великого философа. Но все книги оказались уже на руках. Взамен Яну пришлось взять более знакомое сочинение, «Западный флигель» Ван Ши-фу[155]. Об этой пьесе отец Яна рассказывал ученикам, даже когда критика «раболепной классики» достигла апогея.

Последний раз «Западный флигель» брали без малого пять лет назад. Последним читателем этой книги был отец Яна.

Не замедляя маховый шаг, Ян впихнул книгу в штаны и застегнул поверх куртку. Конечно, дядюшка прознает о книге. Почти наверняка прознает. Следовательно, сказал себе Ян, он ее вовсе не прячет. Он несет ее за поясом, чтобы освободить руки, чтобы сохранить равновесие.

Чтобы бежать.

Сжав кулаки, Ян сильнее молотит руками нисходящий мрак, доверив ногам пронести его по темной тропинке мимо камней и выбоин. Он мог пробежать ее с завязанными глазами, ориентируясь по звукам и запахам… машинка Гао Цзяня строчит слева; припаркованные вонючим рядком дерьмовозки Сюна-и-сына готовы к завтрашним сбору и вывозу; деревенский дурачок И храпит среди свинюх. Ян побежал быстрее.

  90  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×