Остров на краю света

Но Аристид еще не был окончательно сломлен: он посмотрел на меня с вызовом, хоть и знал, что я победила.

— Хочешь сказать, что ты не за этим сюда приехала? — тихо спросил он. — Да люди приезжают только тогда, когда им чего-то надо!

— Аристид, как тебе не стыдно, старый ты баклан! — Это Туанетта тихо подошла к нам сзади по тропе. Лица ее под крыльями quichenotte было почти не разобрать, но я видела глаза, яркие, блестящие, как у птички. — В твои-то годы слушать дурацкие сплетни! Пора бы и поумнеть.

Аристид вздрогнул и обернулся. Туанетте, по ее собственным расчетам, было под сотню; он в свои семьдесят был юнцом в сравнении с ней. Видно было, что он невольно уважает старуху и устыдился, услышав ее слова.

— Туанетта, Бриман был у них... — начал он.

— А почему ему там не быть? — Старуха шагнула вперед. — Девочка его родственница. Что такое? Может, ты хочешь, чтобы ей было дело до твоих старых дрязг? Которые раздирают Ле Салан уже лет пятьдесят?

— Я все ж таки хочу сказать...

— Ничего ты не хочешь сказать. — Глаза Туанетты сверкали, как петарды. — И если я еще раз услышу, что ты распускаешь эти дрянные сплетни, я...

Аристид надулся.

— Туанетта, мы на острове. Тут и не захочешь, да услышишь. Я не виноват, если Жан Большой узнает.

Туанетта взглянула за отмели, потом на меня. В лице ее было беспокойство, и я поняла, что уже поздно. Аристид успел посеять ядовитые семена. Интересно, кто рассказал ему про визит Бримана, откуда он так много знает.

— Не переживай. Я его наставлю на путь истинный. Меня он послушает.

Туанетта взяла мою руку в свои ладони; они были сухи и коричневы, как пла?вник.

— Ну пойдем, — отрывисто сказала она, таща меня за собой по тропе. — Нечего тебе тут околачиваться. Пойдем ко мне домой.

Туанетта жила в однокомнатном домике на дальнем конце деревни. Дом был старомодный даже по островным стандартам — стены из дикого камня, замшелая черепица на низкой крыше, которую поддерживают почернелые от дыма балки. Окна и дверь — крохотные, словно для ребенка, туалет — шаткая будка за домом, у поленницы. Подходя, я видела одинокую козу, щипавшую траву с крыши.

— Ну что, признавайся, ты так и сделала, — сказала Туанетта, распахивая дверь.

Мне пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку.

— Я ничего не делала.

Туанетта сняла quichenotte и строго взглянула на меня.

— Не увиливай, девочка, — сказала она. — Я все знаю про Бримана и про его планы. Он и со мной пытался удрать ту же штуку, ну, знаешь, место в «Иммортелях» взамен моего дома. Даже пообещал заплатить за похороны. Похороны!

Она хихикнула.

— Я ему сказала, что собираюсь жить вечно.

Она повернулась ко мне, опять посерьезнев.

— Я знаю, что он за человек. Он и монашку уболтает трусы снять, если на них найдется покупатель. А на Ле Салан у него есть планы. Только никто из нас в этих планах не фигурирует.

Это я уже и раньше слыхала, у Анжело.

— Если и есть, я никак не возьму в толк, что за планы, — сказала я. — Он мне помогал, Туанетта Больше многих саланцев.

— Аристид... — Старуха нахмурилась. — Не осуждай его, Мадо.

— Почему?

Она ткнула в меня пальцем, больше похожим на сухую веточку.

— Твой отец не единственный человек на острове, кто страдал, — строго сказала она— Аристид потерял двух сыновей. Одного — в море, другого — по собственной глупости. Это его ожесточило.

Старший сын Аристида, Оливье, погиб на рыбной ловле в 1972 году. Младший, Филипп, прожил следующие десять лет в доме, превращенном в молчаливое святилище памяти Оливье.

— Он, конечно, слетел с катушек. — Туанетта покачала головой. — Связался с девицей — уссинкой, можешь себе представить, что его отец на это сказал.

Ей было шестнадцать лет. Филипп, узнав о ее беременности, запаниковал и сбежал на материк, оставив Аристида и Дезире объясняться с разгневанными родителями девушки. После этого в доме Бастонне было запрещено всякое упоминание о Филиппе. Еще несколько лет спустя вдова Оливье умерла от менингита, оставив Ксавье, своего единственного сына, на попечение бабки с дедом.

— Ксавье теперь их единственная надежда, — объяснила Туанетта почти теми же словами, что Гилен. — Стоит ему чего-нибудь захотеть, и он это получает. Все, что угодно, — лишь бы оставался тут.

Я вспомнила лицо Ксавье — бледное, лишенное всякого выражения. Гилен тогда сказал: если Ксавье женится, то наверняка не уедет. Туанетта угадала мои мысли.