Приют героев

– Чем вы занимались?

– Я проверял всех присутствующих на наличие скрытого дурного прикоса, способного вне их желания влиять на ход экспериментов по оперативной умбрологии.

– Продолжайте.

– Услышав ржание, я подошел к окну, с которого госпожа Шавази любезно сняла художественный морок, и увидел, как лошак вигиллы Куколь летит к балкону Башни Вечных Покоев.

– Вас это не удивило?

– Ничуть. Я знал, что лошак вигиллы – мирабил.

– Откуда?

– Когда мы впервые встретились, Анри… м-м.. вигилла Куколь была верхом.

– Вы в курсе особых свойств мирабилов?

– Морис Джарри, мой приятель – потомственный тулпаролог. Он рассказывал, что три ячменных поля, разоряемые при верном вскармливании лошака-мирабила, каким-то образом трансформируются на уровне Высших Эмпирей в единое поле, возможное лишь теоретически. Его свойства на практике позволяют мирабилу использовать складки триадного пространственно-временного континуума, согласно «Конвергентному динамикуму чудес» Эйзельберта Шеффена…

– Достаточно. Что было дальше?

– Я увидел, как вигилла Куколь вскочила на лошака и понеслась вниз, к дальнему перекрестку. Там шел бой, и я подумал, что это довольно пикантное зрелище…

– Вы про бой?!

– Нет, я про Генриэтту. Верхом на мирабиле, с балкона Чуриха, в одном шелковом халатике на голое тело, без пояса… Ветер бил ей в лицо, и халат, строго между нами, больше напоминал плащ.

– Достаточно. Что вы увидели потом?

– Когда халат стал напоминать плащ?

– Нет. Мы говорим о дальнейшем развитии событий.

– Я увидел, как вслед наезднице с балкона Башни Таинств, расположенного существенно выше и левее, полетел Фрося.

– Кто?!

– Гроссмейстер Эфраим.

– Он упал с балкона?

– Нет. Он принял Облик. Я впервые столкнулся с наличием выпестованного Облика не у охотника на демонов, а у некроманта. Многие в юности мечтают об этом. В принципе, здесь нет ничего недоступного, но Облик пестуется долгие годы, на него уходит масса сил, и большинство, наскучив трудами, бросает пустую забаву. Я сам, помнится…

– Какой Облик принял гроссмейстер?

– Черно-белый ворон с ярко-красным хохолком. Очень большой.

– Как после этого поступили вы?

– Я хотел левитировать, но госпожа Шавази меня отговорила, в связи с возмущением тонкой структуры нихиль-спатиума. Тогда я и Растиньоль Крученик возвели ступенчатую лестницу-кудесницу от окна к перекрестку. Более медленный и трудоемкий способ перемещения, но нас волновала надежность.

– Вы последовали за вигиллой Куколь и Эфраимом Клофелингом?

– Да.

– Кто прекратил бой на перекрестке?

– Они перестали драться сами.

– Почему?

– А вы представьте себя на их месте! Со стороны печальноизвестного Чуриха к вам летит голая валькирия на бешеном лошаке, за ней – пегий ворон размером с корову, плюс размах крыльев, и, наконец, по лестнице-кудеснице через ступеньку скачет представительный мужчина в самом расцвете сил, с увесистым табуретом в руке. Я забыл сказать, что прихватил из лаборатории табурет…

– Табурет? И все?

– Еще я сверкал очами. Специалисты моего профиля умеют очень убедительно сверкать очами.

– Верю. Как события развивались после вмешательства вашего ограниченного миротворческого контингента?

– Рыбаки, оказавшиеся пограничной стражей Майората, которую предупредили заранее и оставили во второй засаде, забрали своих раненых и отвезли в лодках на ту сторону озера. Квесторов, с повреждениями разной степени тяжести, мы доставили в Чурих. Точнее, в расположенную рядом с замком кадавральню. Отряд барона фон Шмуца последовал за нами. Перед этим барон вернул палаш рыцарю Шарлю Лефевру, избитому лично его светлостью, и принес извинения.

– Откуда вам известно имя рыцаря?

– Барон спросил, не родственник ли молодой человек корнету Францу Лефевру, приемному сыну полка конных пращников. Молодой человек ответил утвердительно.

– Рене Кугут последовал за вами в Чурих доброй волей?

– Вы о горбуне? Лишившись сил, он валялся неподалеку от перекрестка, на грани обморока. Рыбаки всеми силами старались увезти его в Майорат, но сударь Кугут воспротивился. Он кричал, что живым не дастся, что никогда не вернется в эту… э-э… он что-то такое говорил про юдоль скорбей, тернии позора и трагическую любовь. Я не особо вникал в его вопли.

– Рыцари Зари Вечерней настаивали?

– Да. Но сударь Кугут невесть откуда выхватил острый предмет крайне неприятного вида и стал угрожать самоубийством в случае его насильственной экстрадиции. Барон фон Шмуц сказал мне, что юноша на грани нервического истощения, и что он страстно жаждал личной встречи с профосом Надзора Семерых. Я подумал… Ну, неважно, что я подумал. Важно, что я предложил сударю Кугуту сопутствовать нам, и после краткой беседы он согласился.