Парижский шлейф

Она отвернулась. Какое-то время бессмысленно бродила из угла в угол, потом открыла дверь, на которую указывал Николай, и оказалась в просторной ванной комнате. Шум льющейся воды всегда успокаивал – Настя повернула вентиль крана и стала смотреть, как белоснежная емкость наполняется прозрачной голубизной.

Через час на столике возле кровати зазвонил телефон.

Мужской голос вежливо сообщил, что гости собрались и с нетерпением ждут появления хозяйки. Сил удивляться уже не было. Хорошо, пусть будет хозяйка – маленькая и глупая «хозяйка большого дома». Нужно будет просто потребовать побольше вина к ужину и надраться, чтобы не изводить себя мыслями о том, «как быть», «как разлюбить» и «почему все катится к чертям». Николаю плевать на ее чувства и состояние – ей не должно быть дела до его непонятных интересов. Да, ясно, что он собирается использовать ее, очевидно, что это нужно для карьеры, но пока он не объяснит все по-человечески, она и пальцем не пошевельнет. А если не объяснит? Она же по-прежнему хочет за него замуж, и, кажется, на любых условиях. А потому вынуждена будет помочь. Настя сама себя не узнавала – после того, что сегодня произошло, ее должно было тошнить от одного только слова «Николай»: он же сам доказал, что никакой он не «принц», а, значит, как и все вокруг, заслуживает безразличия. Но вместо этого она ощущала покорную безысходность и жалость к себе. И еще – неспособность разрубить этот гордиев узел, плюнуть на все и уйти. Да и куда ей сейчас? Она всего лишь за год попала в абсолютную зависимость от любимого мужчины: без него негде жить – вернуться к родителям и признать поражение невозможно, нечего есть, не на что одеваться и самое главное – некого любить. Все чувства и переживания наполнены только им. Если он уйдет, что останется ей, кроме болезненной, отрешенной от всего мира пустоты?

Настя, все еще завернутая в банное полотенце, тяжело вздохнула и, сев перед зеркалом, начала приводить себя в порядок.

Потом встала, открыла дверцу шкафа и извлекла оттуда платье. Едва взглянув на него, помимо воли улыбнулась и грустно подумала, что у человека с таким божественным вкусом не может быть черствого и злого сердца. Платье было чудесным. Белый рельефный, довольно тяжелый материал напоминал на ощупь парчу. Покрой поражал простотой и изысканностью: никаких лишних деталей, все великолепие – за счет изящества и правильности линий. Настя скинула влажное полотенце, сняла необыкновенный наряд с плечиков и, расстегнув «молнию» сзади, осторожно надела. Ткань была ласковой и приятной на ощупь, она нежно обнимала тело, словно успокаивая и усыпляя. Насте всегда нравилось так жестоко выбитое у нее сегодня из-под ног ощущение безмятежности и покоя. Она привыкла к нему. Сначала родители ограждали ее от всех проблем, потом Николай: Насте никогда ни о чем не приходилось волноваться. Все решали за нее. Она постояла, разглядывая себя в зеркале, охваченная теплом и негой, потом завела руки за спину и застегнула «молнию». Платье сидело великолепно, плотно обтягивая стройную фигуру и выгодно подчеркивая нежные линии бедер и груди. Настя ощущала себя в нем королевой.

В шкафу она нашла еще и туфли, такие же новые и белоснежные, как платье. Только ни нижнего белья, ни чулок обнаружить не удалось. Ее собственные трусики явно не подходили: темно-синего цвета, они бы просвечивали сквозь белую ткань, а принести сумку с вещами из машины Коленька, конечно, не догадался. Настя почувствовала себя неловко. Но не успела она как следует обдумать, что же делать и стоит ли вообще спускаться вниз в таком виде, как в дверь постучали.

– Да? – Настя вздрогнула от неожиданности.

– Мне можно войти? – Голос Николая был совершенно чужим и отстраненным.

– В чем дело? – Настя задала вопрос грубо, с раздражением. Ей была противна эта двуликость: сначала он приказывал и распоряжался, теперь пресмыкается и смиренно просит разрешения войти. Однако Николая ее резкий тон, судя по всему, не волновал ничуть.

– Настя, нас ждут внизу. Прошу тебя, заканчивай со своими приготовлениями и спускайся. Надеюсь, ты нашла все, что нужно.

– Нет! – Настя говорила, превозмогая головную боль. – Для нормальной человеческой уверенности в себе мне не хватает самой малости – трусиков и желательно лифчика!

В ее голосе отчетливо прозвучали капризные нотки. Но Николай упорно не желал замечать Настиного недовольства.

– Боже мой, солнышко, ты же не будешь ханжой и не испортишь нам важный вечер из-за отсутствия пары дурацких тряпочек. Ну, извини, забыл. Выходи, пожалуйста. Ты мне очень нужна!