Парижский шлейф

Настя продолжала молча смотреть в потолок. Глаза ее были пустыми и мертвыми, как стеклянные бусины грязно-голубого цвета в глазницах дешевой куклы.

– Вставай! – Всегда спокойный и осторожный, Стае разбушевался, как ураган. Он кричал, ругался, тряс ее за плечи.

– Чего ты хочешь? – Настя наконец перевела мутный взгляд с потолка на Стаса.

– Чтобы ты сбежала! – Он, задыхаясь, еще раз, по инерции, тряхнул ее за плечи и добавил тихо: – Быстрей!

Настя села, спустив ноги с кровати, и теперь уставилась в стену.

– Не могу.

– Что с тобой? Не можешь встать? – Стае покраснел, пот катился с него градом. – Ты что, отравилась? Лекарств каких-то раздобыла? Но как – я же все попрятал, ничего здесь нет!

– Я не тра-ви-лась, – по слогам сказала Настя. – Но если уйду, твой хозяин убьет Николая. А я не имею права распоряжаться чужой жизнью, даже если моей распорядились.

И она снова легла, отвернувшись от Стаса и уткнувшись лицом в подушку.

– Настя, – голос Стаса дрожал и срывался, он опустился на колени перед кроватью, – ты не сможешь…

– Что не смогу? – глухо спросила она.

– Не сможешь распорядиться его жизнью. Он уже сам… Повисла такая тишина, что Стасу показалось, будто воздух колет уши своим безмолвием. Настя повернула к нему лицо.

– Что ты сказал? – Ее взгляд перестал быть стеклом. В нем появилось осознанное выражение – ожидание новой боли.

– Он, – Стае закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, – он покончил с собой. Выстрелом в висок. Из револьвера. У себя в квартире. Давно. Уже два месяца как.

Стае частил и проглатывал половину слов, но Настя поняла. Она неожиданно задрожала всем телом, словно ее казнили на электрическом стуле. Кровать содрогалась под этими конвульсиями. А вместе с ней – голова Стаса, которую он, обессилев, опустил на матрас. Из ее глаз на простыни катились редкие, но невероятно жгучие слезы.

– Зачем? – повторяла она непослушными губами. – Если все равно так. Зачем?

Стае больше не мог этого выносить. Он вскочил, покидал первые попавшиеся вещи из шкафа на кровать и начал одевать Настю, как большую непослушную куклу. Руки у нее не сгибались. Голова никак не попадала в горловину свитера. Ноги стали деревянными. Стае промок от пота насквозь и вышел из себя. Но продолжал. До тех пор, пока она не оказалась полностью одетой. Потом вытащил ее на улицу и усадил на скамейку в беседке. Сам сбегал за бумажником. По пути схватил на кухне пакет и запихал туда что под руку попалось: хлеб, печенье, пакет молока. Машины в доме в отсутствие хозяина не полагалось. Продукты раз в два дня привозил муж кухарки на своей древней «копейке». И тут же уезжал.

Стае схватил Настю за руку и вывел через калитку. До ближайшей железнодорожной станции нужно было идти километров семь через лес. Ничего, за пару часов точно дойдут – электричка как раз в семь тридцать. На трассу было лучше не соваться: конечно, немало найдется тех, кто едет в Москву, но Настеньку страшно отправлять с чужими людьми одну. А сам он уехать не мог: нужно будет как можно быстрее вернуться в дом и инсценировать побег. Пока работница не пришла.

По едва заметным тропкам, усыпанным хвоей и поросшим местами бледной лесной травой, они шли на станцию. Настя молча следовала за Стасом. Ноги ее утопали в засохшей хвое. Девушка часто спотыкалась о корни деревьев и падала. Стае поднимал ее, и они продолжали свой безмолвный путь. Настя успела разбить себе коленку о невесть откуда взявшиеся на тропинке осколки красного кирпича. Стае заботливо прилепил к ране смоченный слюной подорожник, а Настя на свое колено даже не посмотрела. Наконец они вышли из леса и уперлись носом в высокую бетонную платформу. Забрались по железной шаткой лестнице наверх, Настя отыскала глазами полуразвалившуюся лавочку и присела. Стае тем временем направился к центру платформы, где красовался облупленный, изъеденный солнцем и дождями билетный киоск. Он был закрыт. Стае внимательно изучил расписание, хотя и так знал его наизусть.

Электричка должна была прийти через двадцать минут. Стае про себя выругал ленивую билетершу, которая всегда уходила домой в перерывах между нечастыми поездами, – кому тут билеты покупать? – и понадеялся, что та вернется хотя бы за десять минут до электрички. Ну а нет, так нет. Значит, ехать придется «зайцем». Стае подошел к скамейке и сел рядом с Настей. Она тяжело дышала, прикрыв глаза. Он не осмелился ее тревожить и, отодвинувшись, так, чтобы дым не шел в ее сторону, молча закурил.