Парижский шлейф

– Есть, – Настя встала из-за убогого стола, который служил ей последние два года и письменным, и обеденным, и гладильным, и каким угодно еще. Открыла дверцы буфета, достала тарелки, вилки, ножи, два простых стеклянных бокала и штопор. – Что-нибудь еще?

– Нет, – Стае поискал глазами второй стул, не нашел и, обхватив стол с двух сторон руками, поднял его и аккуратно поставил к кровати. – Садись.

Настя забралась с ногами на кровать, села пред столом на колени и выжидающе уставилась на Стаса. Теперь ее взгляд не умилял его, как раньше, своей наивностью, а смущал, пронизывал насквозь, вызывая ощущение уязвимости.

– Знаешь что, – только и смог сказать Стае, – давай для начала выпьем. А то что-то не получается у меня говорить.

Он торопливо разлил вино по бокалам, один протянул Насте.

– За что пьем? – безразлично спросила она, разглядывая маслянистую янтарную жидкость через стекло.

– За тебя, разумеется. – Стае одним глотком осушил бокал и поставил его на стол, не зная, что дальше делать и какие подобрать слова. Как-то не так представлял он себе их встречу. Думал, она будет рада возможности вернуться домой, а он эту радость с ней разделит. Повисла тяжелая долгая пауза, пока Настя наконец не заговорила:

– Расскажи, что было потом.

Она вертела бокал в руках, время от времени делая маленькие глотки. Присутствие Стаса будило в ней воспоминания о самых тяжелых и страшных днях в ее жизни.

– Я сказал ему, что ты сбежала, – Стае сразу понял, о чем она спрашивает. Он так часто размышлял о тех событиях, что из когда-то вполне жизнерадостного молодого человека превратился в замкнутого, даже мрачного, мужчину. Чувство вины тяжелым прессом, без устали, давило на сердце.

– И он тебе поверил? – недоверчиво спросила Настя.

– Ну, – Стае тяжело вздохнул, – я постарался.

– Это как?

– Проводил тебя, вернулся в дом и устроил там настоящий погром, как будто мы боролись. Одним словом, инсценировал твое внезапное нападение на меня и бегство в лес, – он поморщился. – Пришлось, правда, многое испортить и поломать, но ничего. Зато все выглядело натурально.

– И что, хозяин… Сергеич, – спохватившись, поправилась она, – не засомневался, что ты, здоровый, сильный мужик, не смог догнать какую-то там девчонку? Да еще в лесу, где она не знает ни единой тропки.

– Да в том-то и дело, что не здоровый, – Стасу не хотелось этого говорить, но взгляд Насти был непримиримо настойчивым и требовательным, – пришлось ради достоверности сломать себе ногу и свалить все на тебя. Извини.

– Что?! – Настя опешила.

– Да ладно, – Стае безразлично пожал плечами, стараясь всем видом показать, что ничего запредельного не произошло, – нужно ж было выкручиваться. А если бы мне не поверили, одним переломом дело явно б не обошлось.

– Стае… – Настя непроизвольно ощутила такую острую жалость, что глаза ее наполнились слезами.

– Забудь, – наигранно весело отмахнулся он, – давно уже все прошло. Я рассказал тогда, что проснулся утром от адской боли, увидел сквозь пелену тебя с железным ломом в руках, вскочил, ринулся следом, а потом потерял сознание.

– А на самом деле? – Настя смахнула слезы в уголках глаз.

– Неважно, – Стае, уловив ее движение, осторожно накрыл узкую руку своей ладонью и едва ощутимо сжал, – давай не будем об этом. Прошло, и ладно. Давай лучше ужинать.

Они ели медленно, изредка обменивались короткими фразами, все больше молчали, но это молчание не было больше тягостным. Настя теперь понимала, что Стае, как и она, безвольная жертва давних событий, и не испытывала к нему ни ненависти, ни злости. Только размытую жалость.

Она убрала со стола тарелки, сполоснула их в умывальнике у двери. Стае приподнял опустевший стол и вернул его на место. На секунду Настя испугалась того, что им предстоит спать в одной кровати: в комнате не было ни запасного матраса, ни хотя бы одеяла, которое можно постелить на пол, – но потом это стало безразлично. Почему-то Стае теперь казался ей таким же бесполым, как и она сама. Настя выключила свет и, не раздеваясь, легла в постель. Через минуту Стае втиснулся рядом. Он осторожно прижался к ней, и, согретая его спокойным безопасным теплом, Настя скоро уснула.

Ей снилась Москва, беспокойный ночной Арбат и Николай. Здесь, во сне, ничего еще не случилось – они просто были счастливы друг с другом. Шли по улице, дурачились, приставали с расспросами к торговцам сувенирами, прикидывались, что они – иностранцы. Настя изо всех сил сжимала руку Николая во сне, словно боялась, что он ускользнет. А потом он вдруг резко остановился прямо посреди улицы и неожиданно обнял ее, отыскав горячим ртом ее губы. Безумный поцелуй посреди Арбата был таким настоящим, таким осязаемым, что разбудил Настю. И она не сразу, но осознала, что вместо Николая ее целует Стае. Она застыла в изумлении и не решилась открыть глаза, а потом притворилась, что спит. С удивлением Настя вспоминала, что прикосновение мужчины может быть нежным, ощущала, как из поцелуя тихо рождается неясное и робкое желание.