39  

— Боже мой! — воскликнула миссис Розенштейн. — Габи, девочка, я никогда не поверю, что вы нахамили клиентке! Несомненно, это она первая вас оскорбила. А может… — Тут она прищурилась и нацелила на Габриэлу длинный тонкий палец с наманикюренным ногтем. — Может быть, это была не клиентка, а клиент, который позволил себе, гм-м… распускать руки?

— Я вам все объясню, миссис Розенштейн, — вмешался профессор, который не спеша опрокинул еще рюмочку. — Только не сейчас, а несколько позднее, хорошо?

Но не успела миссис Розенштейн ответить, как на шум в вестибюль выглянула мадам Босличкова.

— Что случилось? — осведомилась она. — У вас что, вечеринка? А почему меня не пригласили?

— Да, мадам Босличкова, мы празднуем! — ответила Габриэла и рассмеялась, чувствуя себя беспричинно веселой. Несомненно, тут сыграло свою роль и бренди профессора, но главным было Другое. Сегодняшний вечер дался ей нелегко, но теперь, когда все было позади, Габриэла чувствовала, что стала еще чуточку сильнее.

— Что это такое вы празднуете в моем пансионе? — с улыбкой поинтересовалась хозяйка. — По-моему, до Рождества еще несколько дней.

— Я только что потеряла работу, — ответила Габриэла и хихикнула.

— Она пьяна? Это вы ее напоили? — Мадам Босличкова с укором взглянула на профессора.

— Поверьте, мадам Босличкова, Габриэла вполне заслужила эту капельку бренди, — любезно ответил профессор и вдруг хлопнул себя по лбу, припомнив, что у них есть еще одна причина для веселья. Собственно говоря, и в кафе-то он отправился для того, чтобы сообщить Габриэле приятную новость, но сцена, невольным свидетелем которой он стал, заставила его напрочь обо всем позабыть. Теперь же профессор вытащил из внутреннего кармана пиджака длинный голубой конверт и, многозначительно глядя на Габриэлу, с учтивым поклоном протянул его девушке. Ему было несколько неловко от того, что он мог забыть о такой важной вещи, но его до некоторой степени извиняло то, что письмо пришло слишком скоро. Профессор ждал его по крайней мере через месяц.

— Прочти это, Габи, — сказал он и подмигнул. — Если, конечно, ты не настолько пьяна, чтобы не различать английские буквы.

Чтобы подыграть ему, Габриэла с преувеличенной осторожностью сильно пьяного человека вскрыла конверт и развернула письмо. На самом деле бренди почти на нее не подействовало, хотя она пила его впервые в жизни. Она чувствовала только приятное тепло, но и только. И вдруг буквы и в самом деле запрыгали у нее перед глазами.

— О боже! — вырвалось у нее. — Как вы это сделали, профессор?!

Она повернулась к нему и вдруг заскакала на месте как девочка, получившая неожиданный, но долгожданный подарок.

— Что это? — немедленно спросила мадам Босличкова, сдвигая очки на кончик носа. — Наша Габриэла выиграла по билету Ирландского скакового кубка[5]?

— Лучше, гораздо лучше!.. — воскликнула Габриэла, поочередно обнимая хозяйку, миссис Розенштейн и профессора. — Милый, милый мистер Томас! Я просто не знаю, как я вам благодарна! — проговорила она, задыхаясь от счастья и волнения.

Старый профессор сиял как новенький десятицентовик. Дело было в том, что он, тайком от Габриэлы, послал ее последний рассказ в «Нью-йоркер», и редакция согласилась напечатать его в мартовском номере журнала. (Содержание письма, не вскрывая конверта, он узнал очень просто. Позвонив в редакцию и представившись литературным агентом мисс Харрисон, профессор спросил, нет ли какой ошибки в полученном на ее имя письме, на что раздраженный женский голос ответил, что никакой ошибки нет и что чек на сумму одна тысяча долларов будет выслан ей по почте в ближайшее время.) Конечно, профессор поступил с рассказом несколько вольно, однако он знал, что сама Габриэла никогда бы на это не решилась. Зато теперь она стала самой настоящей писательницей, и все это — благодаря ему.

— Как я могу отблагодарить вас, дорогой мой мистер Томас? — спросила Габриэла, все еще прижимая письмо к груди. Ответ из журнала подтверждал все, что говорили ей и профессор, и матушка Григория. Они были правы — у Габриэлы действительно был талант. Она и в самом деле могла! Теперь это стало очевидно и самой Габриэле.

— Отблагодарить?.. — Профессор сделал строгое лицо. — Единственная благодарность, которую я приму от тебя, Габи, это новые рассказы. Я могу даже стать твоим литературным агентом, если, конечно, ты не пожелаешь обратиться к профессионалу.


  39  
×
×