Изгнанная из рая

Габриэла буквально кипела от гнева. Она знала, что так или иначе, но Стив виновен в смерти профессора, и это придавало ей смелости.

— Я так не думаю, Габи, — спокойно ответил он. — Мне почему-то кажется, что ты никому ничего не расскажешь. Другое дело — я. Я могу сказать в полиции, что ты знала о деньгах, которые завещал тебе профессор. Я под присягой покажу, что ты сама много раз рассказывала мне об этом и уговаривала убить несчастного старика. Я скажу, что за эту работу ты предлагала мне половину всех денег — а это целых триста «кусков». Я, конечно, отказался и даже попробовал убедить тебя не предпринимать ничего, что могло бы ускорить кончину профессора.

Так что сама видишь — я совершенно ни при чем. Что я, в конце концов, сделал? Просто поговорил с ним, и старика хватил удар. За это в тюрьму не сажают, тем более что деду было уже за восемьдесят — в таком возрасте человека может прикончить простой сквозняк. А вот тебя могут упрятать за решетку за подстрекательство к убийству. Профессор завещал тебе больше полумиллиона долларов. За такие деньги и ангел убьет. Насколько я знаю, тебе грозит до пятнадцати лет тюрьмы; срок не шибко большой, но тюремные порядки суровы. Такой нежный цыпленочек, как ты, не протянет там и шестнадцати месяцев, так что стоит мне сказать хоть слово, и тебе конец. Как тебе это понравится, Габи?

Габриэле стало страшно. Она не нашлась, что ему возразить, и Стив удовлетворенно хмыкнул.

— Так вот, Габи, я обещаю тебе, что сделаю это, если ты не отдашь мне из своего наследства пятьсот тысяч долларов. Выбирай! По-моему, это не слишком большая цена за свободу и, быть может, — жизнь. Подумай как следует. От семи до пятнадцати лет… если доживешь. Тюрьма — не для таких, как ты, Габи. Я-то это знаю — я сам там неоднократно бывал.

— Как… как ты можешь поступать так со мной? — спросила Габриэла неожиданно жалобным голосом, и подбородок ее предательски задрожал. — Как ты можешь? Ведь ты… ты!..

«Ведь ты любил меня», — хотелось сказать ей, но она вовремя вспомнила, что Стив никогда ее не любил. Он только притворялся любящим, добрым, внимательным. Он обманывал ее почти год, а теперь шантажировал ее, грозил поломать ей судьбу, карьеру… И, чтобы этого не произошло, она должна была отдать ему деньги профессора.

— Как я могу? Очень просто, Габи. Этим миром правят деньги. Это — великая вещь, когда они у тебя есть. С ними ты король, а без них — безработный выпускник Йеля… — Он хрипло рассмеялся. — Тебе грешно жаловаться, Габи, ведь я оставляю тебе целых сто тысяч, даже больше. Ну, решай же скорее, пока я не передумал. Иначе заберу все. Даю тебе пять минут, потом — прямо отсюда — ты позвонишь в банк. Нет, сначала — адвокату, потом в банк…

— Как ты собираешься объяснить, почему я вдруг так решила? Ты не боишься, что это будет выглядеть подозрительно?

— Что-нибудь придумаю… Придумаем, — поправился он. — Влюбленные женщины часто совершают необъяснимые, странные, просто глупые поступки. Думаю, ты это и сама знаешь.

— Ты не посмеешь.

— Посмею, Габи, еще как посмею. Пятьсот тысяч на бочку — и я навсегда исчезну из твоей жизни. Зубастый, страшный Серый Волк уедет далеко-далеко, доверчивая Красная Шапочка увидит его снова разве что в кошмарном сне, когда он придет к ней вместе с ее ведьмой-мамочкой и любовником-самоубийцей.

Стив не постеснялся использовать против нее то, что она сама рассказала ему в минуты величайшей откровенности, и Габриэла, забыв о своем страхе, ринулась вперед.

— Ты просто мерзавец, Стив! — выкрикнула она, неловко замахиваясь, чтобы дать ему пощечину. Сначала он убил профессора, а теперь хотел уничтожить ее и опоганить все, что было в ее жизни хорошего. По его лицу было видно, что Стив не испытывал ни малейших угрызений совести. Похоже, ему даже доставляло удовольствие мучить ее. Каким же надо было быть подонком, чтобы угрожать ей тюрьмой за то, что она якобы планировала убийство профессора — человека, который так много для нее сделал и которого она любила сильнее, чем родного отца.

Нет, вдруг решила Габриэла, опуская руку. Этому не бывать!

— Вот что, Стив Портер, или как там тебя… — сказала она неожиданно твердым голосом. — Можешь убить меня, можешь рассказывать полиции все, что тебе вздумается, но ты не получишь от меня ни цента. Почти семь месяцев ты забирал почти все, что я зарабатывала. Ты заставил меня поверить, будто любишь меня, а сам использовал меня, как будто я… вещь. Так вот, от меня ты ничего больше не получишь. Никогда!..