Леденцовые туфельки

Теперь-то я понимала, почему он мне сразу показался знакомым. Он стоял рядом с Вианн Роше на той газетной фотографии — в Ланскне-су-Танн.

— Ру? — переспросила я. — Вы из Ланскне?

Он кивнул.

— Анни все время о вас рассказывает.

И цвета его ауры сразу вспыхнули, как рождественская елка, а я начала понимать, что Вианн могла найти в таком человеке, как этот Ру. Вот Тьерри, например, никогда так не вспыхивает — вспыхивает порой только его сигара; с другой стороны, у Тьерри есть деньги, что дает возможность решить очень многие вопросы, если не все.

— Вы успокойтесь, хорошо? Посидите пока, а я вам горячий шоколад приготовлю.

Он снова улыбнулся этой своей чудной улыбкой:

— Я его больше всего люблю.

Я приготовила ему очень крепкий шоколад с коричневым сахаром и ромом. Он выпил, а потом снова принялся беспокойно бродить из комнаты в комнату, разглядывая сковородки, кувшины, блюда и всевозможные ложки и лопатки — все «шоколадное» хозяйство Янны.

— Вы очень на нее похожи, — сказал он наконец.

— Вот как?

На самом-то деле я совершенно на нее не похожа; с другой стороны, я давно заметила, что мужчины по большей части просто не способны как следует разглядеть даже то, что у них под носом. Немножко духов, длинные распущенные волосы, алая юбка, туфли на высоких каблуках — самые простенькие чары, понятные даже ребенку, но с их помощью ничего не стоит провести любого мужчину.

— Ну... и давно вы с Янной виделись в последний раз? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Пожалуй, даже слишком давно.

— Да, бывает, я хорошо вас понимаю. Ладно, съешьте-ка лучше шоколадку.

И я положила ему на блюдечко трюфель, щедро обвалянный в порошке какао и приготовленный мною по особому рецепту, я отметила его кактусом, символом Шочипилли, бога, дарящего восторг и исступление, а потому весьма полезного, когда нужно развязать кому-то язык.

Но шоколадку он есть не стал и принялся бесцельно вращать ее на блюдечке. Этот жест мне тоже был отчего-то знаком, но я никак не могла вспомнить, откуда я его знаю. Я все надеялась, что Ру начнет говорить, что-то рассказывать — люди обычно сами начинают разговор со мной, — но его, похоже, совершенно устраивало повисшее между нами молчание; он продолжал играть с несчастным трюфелем и все поглядывал в окно на темнеющую улицу.

— Вы живете в Париже? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Когда как.

Я вопросительно на него посмотрела, но он, похоже, намека не понял.

— И от чего это зависит? — поинтересовалась я.

Он снова пожал плечами.

— Я устаю, если подолгу на одном месте живу.

Я принесла ему еще чашечку шоколада. Его сдержанность, граничащая с угрюмостью, начинала меня раздражать. Он ведь торчит здесь уже добрых полчаса, и если я не утратила профессиональную сноровку, то, как мне кажется, уже должна была бы знать о нем все, что нужно! Однако он по-прежнему сидел передо мною — воплощенная неприятность! — и, похоже, оставался совершенно невосприимчивым ко всем моим уловкам.

Меня охватило все возрастающее нетерпение. Я чувствовала: с этим человеком связано нечто важное, и мне необходимо было узнать, что именно. Я чувствовала это так остро, что у меня по спине поползли мурашки, и все же...

«Думай же, черт побери!»

Река. Браслет. Серебряный амулет в виде кошечки. Нет, не совсем то. Река. Судно. Анук, Розетт...

— Вы даже трюфель не съели, — заметила я. — Знаете, его стоит попробовать. Это одно из наших фирменных изделий.

— Ох, извините.

Он взял трюфель в руки. Знак кактуса — символ бога Шочипилли — призывно светился у него меж пальцами. Он поднес трюфель ко рту, нахмурившись, помедлил секунду — возможно, его смутил чуть кисловатый, острый, лесной запах горького шоколада, исполненный темных соблазнов...

Попробуй.

Испытай меня на вкус.

Познай наслаждение...

И тут, когда он был уже почти моим, за дверями послышались голоса.

Он выронил шоколадку и встал.

Зазвенели колокольчики над дверью. Дверь открылась.

— Вианн, — только и сказал Ру.

Теперь была ее очередь стоять замерев и смотреть на него; кровь медленно отливала у нее от лица, руки она выставила перед собой, словно пытаясь отвратить какое-то столкновение, какое-то ужасное несчастье.

У нее за спиной с ошарашенным видом возвышался Тьерри; он, возможно, уже почуял неладное, но был слишком поглощен собой, чтобы разглядеть очевидное. Рядом с Вианн стояли, держась за руки, Розетт и Анук; Розетт смотрела на Ру с восхищением, а лицо Анук вдруг словно вспыхнуло изнутри...