30  

— Куда-а! — махнули рукой друзья. — Жовнина в помине нет! Затопили водой, по плану. Там теперь водохранилище… А церковь ломали-ломали, взрывали-взрывали… а она не поддалась. Ну, ее и затопили… Так и возвышается колокольня посреди озера…



— И вот я тебя спрашиваю, — подхватила мама, глядя на очень древнюю гору перед нами, — зачем это нужно было — рушить и губить? Взрывать, кромсать, уничтожать…

Я не знаю — что отвечать на подобные вопросы. Мы обе вздохнули и замолчали.

— Давай послушаем новости? — предложила я.

— Зачем? — спросила мама, всю жизнь проводившая политинформацию среди рабочих вагонных цехов и, по-видимому, уставшая раз и навсегда от политических новостей… — Что ты надеешься услышать? А ведь казалось, что уже не вернется этот душный и беспомощный гнев, — сказала она. — Но Россия — как кинотеатр повторного фильма, и идет в ней одно бесконечное старое кино…

Я вяло возразила, что в этом отношении весь мир давно уже не может продемонстрировать ничего новенького.

Мама согласилась со мной и мы стали пить чай. Со стороны Гефсиманского сада, с горы Елеонской, Масличной, потекли мерные удары колоколов с колокольни «Русская свеча».

На этой горе со времен окончания римского владычества распятия больше не практиковались.

С ЧЕМ У ВАС АССОЦИИРУЕТСЯ ВЕСНА В ИЗРАИЛЕ, ГДЕ ГРАНИЦЫ ВРЕМЕН ГОДА НЕ СТОЛЬ РЕЗКО ОЧЕРЧЕНЫ, КАК, СКАЖЕМ, В ПОДМОСКОВЬЕ? ЗАВИСИТ ЛИ ВАШЕ ВДОХНОВЕНИЕ ОТ ПРИРОДЫ И ПОГОДЫ?

— Мое вдохновение, или лучше сказать — нормальное рабочее состояние — зависит от чашки хорошего кофе, — извините за прозаизм. Мы, гипотоники, вообще люди прозаичные. Хорошо б еще поспать ночью, хотя бы часиков пять, вот тогда самое вдохновение и накатит. Еще хорошо, когда родители здоровы и дети нервы не треплют, — тогда просто звезда со звездою говорит, и в небесах торжественно и чудно, причем неважно — весна у нас, лето или собачий холод. А самый восторг, самый Парнас-то, знаете, когда накатит? — когда ты просыпаешься, зная, что тебе никудашеньки сегодня не надо бежать, отключаешь проклятущий этот телефон, и садишься за работу, как ласточка, в семь, чтобы подняться в десять (вечера)… Вот это счастье, вот это — вдохновение, вот это — весна! Весна священная!

И ВАШИ ДНИ В ИЗРАИЛЕ ПОХОЖИ ОДИН НА ДРУГОЙ?

— Ну, это если гостей нет. Все же у меня восточная закваска: гость — главный в доме человек. Его надо обиходить, разгулять, накормить и, желательно, опоить. А после спать уложить, если удастся загнать его в гостевую комнату на втором этаже.



Вообще, я уже давно хочу написать такой рассказик о классификации гостей. Они бывают нескольких типов:

1. Высокообразованные люди, которые никогда не довольны местным экскурсоводом, во время экскурсии поправляют его, останавливают и начинают выкладывать все версии зарождения христианства, о которых читали на днях. Экскурсовод багровеет, остальные туристы топчутся, обливаясь потом и мысленно матерясь… И хорошо, если такие спонтанные лекции не заканчиваются скандалом.

2. Те, кто ни черта не читал, и ни хрена не знают. На экскурсиях, которые ты им насильно купил, и на которые собрал их, как собирают новобранца в военный поход, они задают идиотские вопросы. Например, стоя у храма Гроба Господня, склоняются к экскурсоводу и интимно спрашивают: — А Иисус там и сейчас лежит?

3. Паломники. Это народ тяжелый. Они бледнеют перед калиткой в Гефсиманский сад, дрожа, припадают к камням, судорожно крестятся и бормочут. Они привезли вагон крестиков от всех друзей-родственников-сослуживцев, деловито выкладывают их на камне омовения, потом так же деловито собирают и сваливают в рюкзак. Несут, как олимпийский факел, пучок зажженных свечей, что купили у священника с промышленным лицом. Поверх голов лезут прикоснуться к камню, — а он внизу, — и они валятся на колени, как подкошенные, при этом их зады оттопыриваются и от напряжения они поднимают ногу.

Там можно увидеть какой-нибудь специальный персонаж, вроде тетки, с тщательно и истово замотанной платком головой. Рукава блузки она одергивает из скромности, чтобы кисти рук не слишком высовывались. При этом, когда она припадает к Голгофе, видны панталоны и голые пятки в сандалиях…

Эти рвутся нести действительно тяжелый крест по запруженной арабскими лавками улице Виа —

  30  
×
×