Ежевичное вино

Казалось, Каро воспринимает успех Ле-Пино как личное оскорбление.

— На его месте легко мог оказаться Ланскне, — пожаловалась она, цапнув petit four. — Наша деревня как минимум не хуже их. Наша церковь — подлинная постройка четырнадцатого века. У нас есть развалины римского акведука чуть дальше, в Мароде. Мы могли бы быть на их месте. А к нам никто не заглядывает, кроме летних поденщиков, да еще цыгане по реке спускаются.

Она раздраженно куснула свой petit four. Жессика кивнула.

— Это все местные жители, — наябедничала она. — У них совершенно атрофировано честолюбие. Они думают, что могут жить, совсем как их деды жили.

Ле-Пино, как понял Джей, был столь успешен, что производство местного вина, в честь которого была названа деревня, совершенно сошло на нет.

— Ваша соседка как раз из таких людей. — Каро поджала губы, намазанные розовой помадой. — Ей принадлежит добрая половина земель между нами и Мародом, но доходов от вина едва хватает, чтобы душа не рассталась с телом. Прячется в этом своем старом доме круглый год, словечком ни с кем не перемолвится. И бедный ребенок заточен вместе с ней…

Туанетта и Жессика кивнули, а Клермон налил еще кофе.

— Ребенок?

Ничто в кратком знакомстве Джея с Маризой д'Апи не навело его на мысль, что она может быть матерью.

— Да, девочка. Но ее никто не видел. Она не ходит в школу. И в церкви мы их ни разу не замечали. Мы пытались было намекнуть, — Каро сморщилась, — но ее мать разразилась оскорблениями, весьма, должна заметить, отвратительными.

Остальные женщины согласно заухали. Жессика придвинулась еще ближе, и на Джея пахнуло духами — кажется, «Пуазоном» — от ее коротко стриженных светлых волос.

— С бабушкой ей было бы лучше, — возгласила Туанетта. — По крайней мере, ее бы любили, детям это так необходимо. Мирей безумно любила Тони.

Тони, пояснила Каро, был мужем Маризы.

— Но она ни за что не отдаст ей ребенка, — сказала Жессика. — Думаю, она не отпускает дочку только потому, что знает, как это неприятно Мирей. И конечно, мы слишком не от мира сего, чтобы обращать внимание на слова старухи.

— Предполагается, что это был несчастный случай, — зловеще продолжала Каро. — В смысле, им пришлось так сказать, а куда деваться? Даже Мирей подыграла, из-за похорон. Сказали, что его ружье взорвалось, когда патрон застрял в патроннике. Но все знают, что эта женщина его довела. Разве что курок сама не спустила. Если дело касается ее, я поверю во что угодно. Во что угодно.

Разговор начал раздражать Джея. Вернулась головная боль. Совсем не этого он ожидал от Ланскне, сказал он себе, совсем не этого светского яда, злорадного равнодушия под маской изящества. Он приехал в Ланскне не для того, чтобы это слушать. Его книге — если она когда-нибудь явится на свет — это не нужно. Легкость, с которой он написал первые двадцать страниц на обороте «Отважного Кортеса», это доказала. Джей хотел, чтобы яблочноликие женщины собирали травы в садах. Он мечтал о французской идиллии, о сидре, о беззаботном противоядии от Джо.

Но все же нечто странным образом затягивало в самой истории, в трех женских лицах, что склонились над ним в одинаковом лисьем наслаждении: глаза сощурены, рты широко обведены помадой вокруг белых ухоженных зубов. Старая история, даже не оригинальная, и все же она увлекла его. Странное чувство — будто невидимая рука ухватила и дернула нутро — не было совсем уж неприятным.

— И что дальше? — поторопил он.

— Она постоянно его пилила. — Жессика перехватила нить повествования. — Даже когда они только поженились. Он был таким беззаботным, милым парнем. Крупный такой, но, клянусь, он ее боялся. Ей все сходило с рук. А когда родилась малышка, она стала еще хуже. Никогда не улыбалась. Никогда ни с кем не дружила. А ругань с Мирей! Честное слово, их крики были слышны на другом конце деревни.

— Вот что привело его к печальному концу: ругань.

— Бедняжка Тони.

— Она нашла его в сенном сарае — то, что от него осталось. Ему полголовы снесло выстрелом. Она положила малышку в кроватку и поехала в деревню за помовдью на мопеде, спокойная, как танк. И на похоронах, когда все плакали, — Каро покачала головой, — была холодна как лед. Ни словечка, ни слезинки. Заказала ему самые простецкие, самые дешевые похороны. А когда Мирей предложила денег на что-нибудь получше — боже! Ну и скандал она закатила!

Мирей, как понял Джей, была свекровью Маризы. За прошедшие с тех пор шесть лет Мирей, которой стукнул семьдесят один год и которая страдала от хронического артрита, ни разу не говорила с внучкой и даже не видела ее, разве что издали.