Зоя

Клейтон не стал рассказывать ей, как несколько раз был на краю гибели. Сейчас это не имело значения. Они были живы, и, пробираясь через толпу обратно к дому, он благодарил за это своего ангела-хранителя.

На этот раз он поселился в маленькой гостинице на Левом берегу с многими другими офицерами. Першинг же вновь въехал в дом Миллзов, и влюбленным некуда было податься. Естественно, они урывали каждое мгновение, чтобы остаться вдвоем, и однажды вечером, когда Евгения Петровна заснула, они рискнули даже уединиться в бывшей комнате Антуана. Графиня очень уставала и большую часть времени спала.

Зоя уже несколько месяцев очень волновалась за нее, но теперь ей придавало сил то, что Клейтон вернулся и был рядом.

Как-то они заговорили о расстреле в Екатеринбурге, и капитан признался, что предвидел нечто подобное. Зоя поделилась с ним своими опасениями насчет остальных членов царской семьи.

— В газете говорилось, что их перевели в безопасное место… но куда? Я написала Маше пять писем, а ответа так и не получила.

— Вероятно, Боткин не может больше пересылать письма. Это еще ничего не значит, малышка. Ты должна набраться терпения, — спокойно сказал капитан, стараясь рассеять тревогу девушки.

— Ты говоришь, как бабушка, — прошептала она, прижимаясь к любимому.

— Иногда я тоже чувствую себя стариком.

Клейтон заметил, как сдала графиня по сравнению с прошлым его приездом. Она плохо выглядела, и он чувствовал, что Зоя тоже замечает это. Сейчас графине было восемьдесят четыре года, причем последние два года выдались особенно тяжелыми. Поразительно, что ей вообще удалось выжить.

Но тут тела их вновь соединились, и они предавались любви до утра, забыв о своих заботах.

Последующие недели они были неразлучны, но десятого декабря, почти через месяц после окончания войны, Клейтон пришел к Зое с нерадостными известиями. В конце недели его отправляли обратно в Америку, но намного важнее было то, что он принял мучительное решение относительно девушки, которую любил.

Узнав, что Клейтон уезжает, Зоя буквально оцепенела. В это невозможно было поверить. Он не мог так поступить. И вот пришел тот момент, о котором она никогда не задумывалась, считая, что он никогда не наступит.

— Когда? — только и спросила она Сезжизненным голосом.

— Через два дня. — Он не отрывал от нее глаз; капитану надо было сказать ей многое, но он не был уверен, что отважится на это.

— Нам осталось мало времени для прощания, не так ли? — печально сказала Зоя.

Они сидели в крошечной, мрачной гостиной, день был пасмурный; Евгения Петровна мирно спала в их комнате, последнее время она часто спала днем. Зоя снова начала ходить на репетиции, но бабушка, казалось, даже этого не замечала.

— Ты будешь приезжать в Париж? — Она спросила это так, как спрашивают постороннего, чувствуя себя уже оторванной от него, готовя себя к тому, что должно произойти. В ее жизни собралось уже слишком много разлук и прощаний, и она не знала, переживет ли еще и эту.

— Не знаю.

— Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.

Возможно, он женат и у него в Нью-Йорке десять детей. Все может быть. Жизнь слишком часто предавала ее, хотя к Клейтону это пока не относилось. Но сейчас она сердилась даже на него.

— Зоя… Я знаю, ты меня не поймешь, но я очень много думал… о нас с тобой.

Она мучительно ждала, что он скажет дальше. Душа, в которой, казалось бы, не было уже живого места, болела как никогда.

— Зоя, ты свободна. Сначала я думал увезти тебя с собой в Нью-Йорк… Мне этого очень хотелось. Но, боюсь, графиня не способна на такое путешествие.

И потом… Зоя… — Он сделал паузу. — ..Зоя, я слишком стар для тебя. Я уже говорил тебе. Это несправедливо.

Когда тебе будет тридцать, мне будет шестьдесят.

— Какое это имеет значение? — Зоя никогда не разделяла его опасений насчет разницы в возрасте, и теперь она сердито смотрела на него. Похоже, он ищет предлог для своего решения. — Ты просто хочешь сказать, что не любишь меня.

— Наоборот, я говорю это потому, что слишком люблю тебя и не хочу, чтобы ты связала свою жизнь со стариком. Мне сорок шесть лет, а тебе всего девятнадцать. Это по отношению к тебе несправедливо. Ты заслуживаешь молодого и энергичного мужчину, и, когда здесь все образуется, ты встретишь кого-нибудь более подходящего, чем я, полюбишь его. Раньше у тебя просто не было возможности. Ты была еще ребенком, когда вы уехали из России два года назад; там ты была в безопасности, а в Париже на тебя свалилось слишком много всего. Когда жизнь нормализуется, ты встретишь кого-нибудь, более подходящего тебе по возрасту, Зоя. — Внезапно голос его прозвучал твердо, почти как у отца. — С моей стороны было бы эгоизмом увозить тебя в Нью-Йорк. Я сейчас думаю о тебе, а не о себе.