Версальская история

— Я не собираюсь с тобой встречаться, — произнес он ровным, размеренным тоном, в котором, однако, сквозила ледяная решимость не допустить, чтобы ее планы осуществились.

— А напрасно. Куп, — с угрозой проговорила Шарлей. — Что скажут люди, когда узнают, что ты не хочешь заботиться обо мне и о ребенке? Я уверена — газеты с радостью ухватятся за этот сюжет. — Она говорила так, словно он бросил ее после десяти лет брака, прижив с ней по меньшей мере семерых детей.

— Это дешевый прием, Шарлей! Что скажут люди, когда узнают, что ты шантажируешь меня своим неродившимся ребенком? — заявил он, не в силах сдерживать закипавший в нем гнев.

— Это не шантаж. Куп. Просто я хочу, чтобы у нашего ребенка был отец, — парировала Шарлей. — Порядочный человек на твоем месте признал бы свое отцовство и женился на мне. Но ты этого не хочешь — значит, ты не порядочный.

Так пусть же все узнают, какой ты на самом деле!

Купу уже давно хотелось ударить ее. Окажись Шарлей где-то поблизости, он бы закатил ей звонкую пощечину.

И дело было даже не в том, что она говорила, а в том — как. В голосе Шарлей звучала полная уверенность в том, что все будет по ее, что Куп женится на ней и будет содержать ее и ребенка до конца дней своих. Еще никто из его подружек не поступал с ним подобным образом. Даже те, кто по его или по собственной небрежности оказывались в положении, вели себя разумно, предпочитая конфликту взаимоприемлемый компромисс. Увы, Шарлей оказалась вздорной, недалекой бабенкой. Она оголтело цеплялась за подвернувшуюся ей возможность, уверившись, что загнала Купа в тупик.

— Я никогда не женюсь на тебе, и мне безразлично, оставишь ты ребенка или избавишься от него, — холодно сказал Куп. — Я говорю тебе об этом сейчас, чтобы ты не питала на сей счет никаких иллюзий. Я готов оплатить твою операцию, но и только. Кстати, если ты рассчитываешь, что я буду содержать тебя на протяжении твоей беременности, то ты глубоко ошибаешься. Я не собираюсь этого делать.

Можешь подать на меня в суд.

Говоря так, он ничем не рисковал. К этому моменту Куп был практически уверен, что именно судом дело закончится в любом случае. Шарлей затеет разбирательство, причем постарается, чтобы оно было как можно более громким.

— Мне бы не хотелось судиться с тобой, Куп, — с наигранным сожалением проговорила Шарлей. — Огласка не нужна ни мне, ни особенно тебе. Она может только повредить нашей профессиональной репутации.

Куп хотел сказать, что никакой профессиональной репутации у нее вообще нет, но сдержался. Не следовало злить Шарлей еще больше. Что касалось самого Купа, то он давно пришел к убеждению, что дурная слава лучше, чем никакой.

В последнее время его дела обстояли не самым блестящим образом, и небольшой скандальчик ему бы не помешал. Судебный процесс подобного рода мог бы напомнить режиссерам и продюсерам, что Купер Уинслоу не так уж стар и немощен и вполне способен играть героев-любовников, однако, поостынув, он решил, что все-таки еще не дошел до такого состояния, когда все средства хороши. Еще никогда имя Купера Уинслоу не было замешано в скандале. В Голливуде знали его как отчаянного плейбоя, но никто не имел оснований утверждать, что он бессовестный человек. Но если теперь Шарлен доведет дело до суда, его репутация может оказаться серьезно подмоченной. Вне зависимости от того, каким будет решение, пойдут слухи; рано или поздно они достигнут ушей Артура Мэдисона, и тогда…

— Может быть, пообедаем вместе, пока ты еще не уехал? — предложила Шарлей самым невинным голоском.

В считанные секунды она могла превратиться из хищного волка в овечку.

— Нет, — ответил он решительно. — Все, что я мог тебе сказать, я уже сказал. Завтра ты получишь чек и адреса врачей… С деньгами можешь поступить как тебе угодно, но только заруби себе на носу: своего решения я не изменю.

Если ты сохранишь моего ребенка, это будет самой большой глупостью в твоей жизни. Я в этом безумстве участвовать не хочу.

— Вот видишь, дорогой, ты уже считаешь этого ребенка своим, — просюсюкала Шарлей, и Куп проклял себя за нечаянную оговорку. — Я уверена, это будет очаровательный мальчуган, такой же красивый и умный, как ты. Ты станешь чудесным отцом… Тебе это очень пойдет.

Куп почувствовал, что терпение его на исходе.

— Ты спятила, Шарлей, — резко бросил он. — Прощай и подумай о моих словах.

— До свидания, папулечка! — хихикнула Шарлей и повесила трубку.