Ранчо

Несмотря на свой испуг, Таня не оставляла попыток пробиться мимо репортеров к автобусу, но они умело сопротивлялись. Толпа отсекла от нее Мэри Стюарт и Хартли. Казалось, всех обуревает одно желание – разорвать ее на части. Люди уже не знали, что творят. Полицейские орали в громкоговорители, требуя, чтобы толпа расступилась, и угрожали операторам, устроившим столпотворение, расправой. В автобусе уже орудовали, срывая занавески, человек пятьдесят.

Только сейчас до Тани дошло, в какой опасный переплет она угодила. Она не могла избавиться от толпы, уже представлявшей угрозу для ее жизни.

Внезапно сильная рука ухватила ее за талию и оторвала от земли. У нее на глазах чей-то кулак врезался в чью-то перекошенную физиономию. Ее поволокли к какому-то грузовику, нисколько не заботясь о ее состоянии. Она уже вообразила, что ее похитили, но в следующее мгновение поняла, кто похититель.

Гордон! С него слетела шляпа, рубаха была разодрана, зато взгляд сулил смерть любому, кто посмеет до нее дотронуться. Он оказался ее единственной защитой. Полиции было не до нее.

– Бежим, Тан! – крикнул он, увлекая ее за собой.

Толпа кинулась их догонять. Гордон, вовремя заметив суматоху, подъехал как можно ближе к эпицентру и не выключил мотор. Они мчались к грузовику что было сил. Мимо пронеслись четверо всадников. Достигнув кабины, Гордон втолкнул Таню внутрь, прыгнул на сиденье и поспешно тронулся, растолкав бампером дюжину людей и нескольких всадников. Они уезжали, оставляя позади настоящую кучу малу. Он целую милю не убирал ноги с акселератора. Лишь когда до них перестали доноситься безумные крики, он съехал на обочину и остановился. Обоих била дрожь.

– Спасибо, – пролепетала она срывающимся голосом, дрожа всем телом. Никогда еще ей не приходилось подвергаться такой опасности: толпа вышла из-под контроля, а рядом с ней не оказалось охраны. Если бы не подоспел Гордон, она бы сильно пострадала, а то и погибла. Оба понимали, как им повезло. – Кажется, ты спас мне жизнь.

Она из последних сил боролась со слезами. Он тяжело дышал и пристально смотрел на нее.

– Не говори мне после этого, что мустанги опаснее людей. Лучше каждый день объезжать дикого жеребца. Что за бес в них вселился? Казалось бы, обыкновенные посетители субботнего родео, и вдруг... Стоит тебе появиться, как все сходят с ума. Как это назвать?

– Массовым помешательством, что ли... Им нужно мной завладеть, даже если для этого придется разорвать меня на кусочки. Каждому что-нибудь да достанется: кому клок от рубашки, кому прядь волос, кому ухо, кому палец... – У нее останавливалось сердце при воспоминании, как ее дергали за волосы, желая заиметь трофей. Она побывала среди безумцев.

Таня силилась улыбнуться, но оба не находили в ситуации ничего смешного. Они оставили Мэри Стюарт и Хартли отбиваться самостоятельно, но помочь им ничем не могли в отличие от полиции.

– Эти проклятые фотографы! – проскрежетал Гордон, обнимая ее и привлекая к себе. Ее рассказ о том, как с нее чуть было не сняли скальп, вызвал у него гнев. – Если бы не они, ты бы добралась до своего автобуса и спаслась. Они специально устроили затор, чтобы была сенсация.

– И добились своего. Это гораздо интереснее, чем выпытывать, заплатили ли мне за гимн.

– Вот черт!

Он удрученно покачал головой, уже представляя заголовок на полполосы: ТАНЯ ТОМАС – ПРИЧИНА БЕСПОРЯДКОВ В ВАЙОМИНГЕ. Довольно любой мелочи, чтобы превратить ее жизнь в ад. Оставалось гадать, как она это выносит.

– Неужели, этому есть оправдание, Тан?

Она видела на его лице искреннее недоумение. Он не понимал, зачем ей все это надо.

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Иногда есть. Так уж я живу. Раньше я была близка к тому, чтобы отказаться от продолжения карьеры, но это значило бы, что они победили. Разве можно позволить им лишить меня любимого дела только потому, что они стремятся испортить мне жизнь?

– Твоя правда. Но тебе надо все хорошенько взвесить. Ты должна как-то себя защитить.

– Я так и делаю. Дома у меня телохранители, колючая проволока, электронные ворота, камеры, цепные псы и все такое прочее. – Казалось, она считает все это атрибутами нормальной жизни.

– Не жизнь, а тюрьма! Я о другом. Лучше, чтобы людей не подмывало рвать тебе волосы всякий раз, когда ты выходишь купить мороженое. – Картина, свидетелем которой он только что стал, произвела на него неизгладимое впечатление. Он переживал за нее всей душой, считая, что она живет в нечеловеческих условиях.