47  

В предбаннике у начальства Рутка хлопотала над кофеваркой.

– Нет-нет! – остановила нас Рутка, могущественная и вздорная, как комнатная собачонка. – Ждите. У них совещание по важному вопросу.

Когда она внесла поднос с кофе в кабинет к начальству, в приоткрытую дверь мы увидели всех троих. Они курили, развалясь в креслах...

Иммануэль – поджарый, как римский легионер, с фигурой, наклонно устремленной к некоему броску... – хотелось увернуться от невидимого копья, которое, казалось, он всегда нес наперевес.

Гедалья Шток – развратный патриций, весь в розовой коросте.

И Клавдий – монах-пропойца, сподвижник Тиля Уленшпигеля.

На столе стояла бутылка бренди...

– ...ну, и ты трахнул ее? – спросил Клава, затягиваясь дымом.

– С чего это? – возразил глава департамента Глобальной Стратегии. – Если поставить рядом с ней верблюдицу в пустыне, – я предпочел бы вторую.

Клава затянулся еще раз, проговорил философски, задумчиво: – Почему? “Ночью любая дыра черна”... Мы с Яшей переглянулись.

– Совещание... – сказал он уважительно. Вполне можно было представить себе подобную беседу где-нибудь на бивуаке, в стане римских легионеров.

Возвращаясь в мой кабинет, мы наткнулись на выпяченные зады моих подчиненных, образовавших живописную клумбу. Стоя на карачках, рядом с перевернутым мусорным ведром, они выкладывали на полу клочки какого-то листка.

– Что случилось? – поинтересовалась я, уже догадываясь – по какому поводу собралась на полу сия гимнастическая фигура, и подавляя в себе желание наподдать под мягкий вязанный зад Эльзы Трофимовны.

– Да вот, – сказала злая Маша, – кое-кто безмозглый порвал ненужную бумагу... А она, оказывается, из Посольства...

Эльза Трофимовна, не поднимаясь с карачек, задрала голову и виновато и преданно отозвалась: – Я не поняла... там про какого-то пьяного, он куда-то свалился... В водопад, что ли...

– Это вы, Эльза Трофимовна, свалились! – изрыгая клубы огня и серы, пробухтела Маша, – вот у меня уже голова кружится, я сейчас в обморок упаду...

Наконец мы с Яшей уселись в кабинете, обсудить разветвленный и многообещающий Проект трехэтапного семинара для молодых интеллектуалов.

Но тут открылась дверь, к нам заглянул Петюня Гурвиц.

– Вы видели? – спросил он, хитро улыбаясь, – в Гостевой книге на нашем сайте кто-то раз двадцать написал “Вы – мудаки!!!”. Море отзывов, что называется. А обратный адрес выглядит так: “вы мудаки, собака, вы мудаки, точка, ру”.

Главный распорядитель Синдиката Петр Гурвиц, или как все за глаза его звали – Петюня, выглядел человеком, давно заблудившимся в лесу. Временами он забредал в мой кабинет, останавливался, оглядывался, обнаруживал, что на этой поляне уже был, и тогда убредал прочь. Иногда рассеянно брал бублик или сухарик с тарелки. Петюня сильно закладывал за галстук, поэтому к вечеру вид имел подержанный. Точнее говоря, под конец дня он становился похож на ворону, облитую помоями.

Между тем был неглуп, очень осторожен и циничен, как тысяча чертей. В разговоре, посреди самой что ни на есть серьезной и даже трагической темы лицо его вдруг озарялось выражением светлой догадки, счастливого открытия, выхода из духовного тупика. Он открывал рот и произносил: – Хотите анекдот? – и выдавал, как правило, анекдот самого непотребного, самого тошнотворного свойства... Итак, вошел Гурвиц, присел рядом с нами, велел Маше принести еще чашечку кофе, и мы заговорили о последних событиях в Израиле, о зловещих предостережениях департамента Бдительности, о подожженных синагогах во Франции и недавних избиениях в Москве нескольких иностранных подданных...

– Я скажу вам, дети мои, дела очень плохи... – произнес Петюня, – мы идем в долину хаоса...

И стал молоть такую вот декаданщину. В его лице даже появилось нечто пророческое. Он стал еще более похож на святого Петра, причем сокрушенного и печального, уже после того, как трижды пропел петух. Далее он вообще понес нечто невообразимое. Положение наше – Израиля, то есть, – таково, что мы как бы движемся в узкой траншее, и двигаться можем только в пределах ширины этой траншеи. Можно маленько двинуться влево, можно подвинуться вправо, но идти мы вынуждены вперед и вперед. И только я хотела поинтересоваться – почему бы не выскочить из этой траншеи к чертям собачьим, как он объявил, что нас ждут такие испытания, каких наш народ еще не знал.

Мы с Яшей сидели на чудном кожаном диване, который с немыслимыми ухищрениями мне удалось выколотить из административного отдела Синдиката и, вытаращив глаза, смотрели на нашего старого алкоголика.

  47  
×
×