Синдикат

Я смотрела в экран:

– Опять!!! Опять этот странный тип со своими апокалиптическими пророчествами!

Яша вскочил, встал за моей спиной, мы молча уставились в экран, читая:

“Лжецы и лицемеры, преследующие лишь свои низменные цели, они делают вид, что пекутся о пользе страны – не верьте ехиднам! – верховные народа этого пекутся лишь о себе, о своей мошне, о своих удовольствиях. В страхе они просыпаются по ночам, трясясь за свое будущее... Запускают загребущие руки свои по локоть в государственную казну и беспрестанно лгут, блудят и подличают! Заключают они пари и играют, играют в подпольных казино, делают ставки – где прогремит следующий взрыв, и прольется новая кровь, кровь их братьев и сестер, – и выигрыш не смердит им... Не чтят они святых своих книг, не помнят слов пророка Ехизкиеля, сказавшего: “И изолью на тебя гнев Мой, огнем ярости Моей дуну на тебя и отдам тебя в руку людей свирепых, мастеров истребления...”

Дойдя до конца письма, мы молча изумленно вперились друг в друга.

– А ты говоришь – комиксы... – пробормотал Яша.

Из “Базы данных обращений в Синдикат”.

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение номер 1.004:

Мужской энергичный баритон:

– Я донор с тридцатилетним стажем, могу пользу принести в вашем бедламе со всеми этими взрывами... а ваши наглые чинуши в Посольстве мне в визе отказали!

Глава одиннадцатая

Израильская рулетка

Я стояла на верхней площадке кладбища на холме Гиват-Шауль и смотрела, как крошечный экскаватор внизу ровняет новую террасу на склоне. Сколько же их было, этих новых могил... Опять я пошла вправо и вниз, но после роскошного, заросшего багровыми кустами бугенвиллей памятника знаменитому раввину повернула по другой дорожке... И наконец поняла, что совсем заблудилась...

Первое утро дома, первый наш отпуск...

– Не хотела тебя расстраивать... – сказала мама... – Знаешь, кого похоронили неделю назад? Фриду... Она была в том автобусе, на Гива-Царфатит... Если б ты видела, сколько пришло народу! Все дети слетелись за день, Бени успел из Франкфурта, Миха – из Парижа... Бедный Йосеф постарел сразу на двадцать лет...

Это была соседская семья, которая возилась с нашим нелепым семейством в самом начале. Фрида... Она подарила нашей четырехлетней дочери первую куклу Барби, купив ее за немыслимую цену – 120 шекелей. Эта волшебная кукла своими пластмассовыми объятиями раскрыла очарованному ребенку объятия целой страны...

И вот я стояла на одной из дорожек Гиват-Шауля, иерусалимского кладбища, перебирая в кармане плаща несколько гладких камушков, подобранных для того, чтоб положить на могилу Фриды. На свежую могилу Фриды.

И я безнадежно заблудилась.

Я опять достала листок, на котором мама нарисовала ориентиры. От главного входа – направо, сказала она, потом резко взять вниз, потом налево до конца аллеи... Да, но мама была здесь неделю назад. А за этот короткий срок Иерусалим взрывался трижды, следовательно...

– Что ты ищешь? – окликнул меня мужской голос на иврите.

Я оглянулась. Серый минибус стоял в тени высоких туй, рядом с колонкой, из которой набирал воду в ведро пожилой человек в черных брюках, белой рубашке и черной жилетке. В Москве этот прикид выглядел бы вполне концертным, здесь же не оставлял сомнений в социальной принадлежности данного господина. Высокий, сухощавый, с аккуратной седой бородкой, в черной шляпе, он выглядел так, как выглядят в Израиле еще несколько тысяч религиозных мужчин...

– Ты что, заблудилась?

– Не могу найти могилу...

– Подожди, – сказал он, – сейчас управлюсь и помогу тебе.

Он мыл один из памятников неподалеку. Я подошла и, чтобы не стоять праздно, подобрала с расстеленной на земле газеты сухую тряпку и стала вытирать отмытый им, коричневый, с золотой искрой, гранит памятника.

– Ну, вот... – сказал он удовлетворенно, скатывая рукава белой сорочки и застегивая манжеты... – Теперь займемся твоим ... Скажи имя и дату смерти...

Связался с кем-то по мобильному телефону и минуты две ждал ответа, пока кто-то там сверялся в своей базе данных... Господи, подумала я, похоже, все мы навеки пленники различных баз данных...

– Это не здесь, на другом конце кладбища... – он махнул рукой. – Отсюда далеко... Садись, я подвезу тебя...

...И довольно легко нашли мы холмик со свежей табличкой над Фридой. Я наклонилась, аккуратно выложила камушки в изголовье... И, как обычно бывает со мною на кладбищах, не чувствовала ничего. Знала, что тяжко будет потом – сегодня вечером, или ночью, когда я внезапно проснусь часа в два и до рассвета буду вспоминать все, что связано с Фридой и ее семьей, с Фридой и нами, с Фридой, нами и ее детьми, разлетевшимися сейчас по разным странам...