Тирмен

Она извлекла из сумочки бумагу с печатями.

Бумага Даньку интересовала мало. Он взял «Беретту». Свою собственную «Беретту». Рубчатая рукоятка удобно легла в ладонь. Прицелился в стену. Тяжесть пистолета бодрила. Несмотря на бессонную ночь, рука не дрожала, прицел не «плыл». Все-таки к личному оружию отношение особенное…

С легким сожалением он уложил пистолет обратно в шкатулку.

Ничего, они еще успеют познакомиться поближе.

– Спасибо за чай, Даниил Романович. Мне, пожалуй, пора. Вас подвезти?

– Буду признателен. – Сам того не заметив, Данька очень точно скопировал интонацию старого тирмена: ироничную, чуть небрежную.

Калинецкая, вздернув бровь, уставилась на парня, словно увидела впервые. Но комментировать не стала.

– Сейчас, я тут все закрою…

Он попросил остановить машину у входа во двор.

– До свиданья, Любовь Васильевна.

– Всех благ, Даниил Романович, – кивнула ушастая благодетельница.

Пакет с заветной шкатулкой оттягивал руку. Светало. В предрассветной тишине отчетливо шаркала по асфальту метла дворника Кирюши.

– Доброе утро.

– Утро добрым не бывает, – хмуро отозвался дворник, продолжая шаркать метлой.

Чище от его действий не становилось.

У подъезда сильно сдавший за эти годы сосед, профессор Линько, выгуливал пса. Бульдожиха Шера, вредная старушка, сдохла позапрошлой зимой, и профессор, погоревав, завел себе немецкую овчарку. За полтора года щенок вымахал в здоровенного рыже-черного кобеля. Характер у пса оказался не в пример лучше, чем у Шеры: хозяина он обожал, слушался беспрекословно, преданно заглядывая в глаза, на соседей не лаял, а когда Линько позволял, с удовольствием играл с местной детворой. Да и сам Линько, состарившись, сделался куда менее склочным. Кляузничать перестал, например.

Или это на него новый пес влияет?

– Доброе утро, Игорь Осипович.

– А-а, Данечка? – Профессор подслеповато сощурился. – Доброе утро. С ночной смены?

– Ага.

– Помню я, еще помню, что такое ночные дежурства. Молодой был, вот как вы сейчас, в клинике работал – думал: все нипочем! А с годами…

Профессору явно хотелось поговорить. Но он героически оборвал монолог:

– Извините, Данечка. Вы, наверное, устали. Не буду вас задерживать. Организм, он ведь не железный. Джек, ко мне!

В последнее время Линько все чаще тянуло на разговоры именно с Данькой. Профессор замечал за собой этот грех, стеснялся, просил прощения: «Извините, нашло на старика!» – но ничего не мог поделать.

Данька поднялся по ступенькам. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мать, вошел в квартиру. Прикрыл дверь в мамину комнату, включил свет в прихожей – и, уже снимая кроссовки, заметил на полу узкий белый конверт. Под дверь подсунули, что ли? Так дверь вроде к порогу плотно прилегает…

Он взял конверт с пола.

«Архангельскому Д.Р.» – было написано на конверте. И его адрес, и обратный отсутствовали. Внутри оказался лист тонкой полупрозрачной бумаги с отпечатанным на машинке текстом:

«Архангельскому Даниилу Романовичу.

Вам предписывается отправиться в местную командировку сегодня, 5 мая, в год Белой Змеи, в 17:00. Место работы: центральная аллея городского сада им. Т.Г. Шевченко. Все дополнительные инструкции – у выездного куратора Кондратьева П.Л.»

И вместо подписи – штамп: сжатый кулак с большим пальцем, весело оттопыренным кверху. На костяшках всех пальцев, кроме оттопыренного, синела татуировка:

Что это? Дурацкая шутка? Розыгрыш?

Вряд ли.

С другой стороны, в саду Шевченко тоже тир есть. Да и сказано прямым текстом: «Дополнительные инструкции – у выездного куратора Кондратьева П.Л.» Дядя Петя наверняка в курсе. До пяти вечера времени полно: успеем и отоспаться, и к Лерке заехать, и дядю Петю отыскать, и в саду Шевченко поработать.

Прихватив пакет с «Береттой» и письмо, Данька отправился в свою комнату – спать.

4

Зазвонил телефон.

Петр Леонидович удивился. Может, ошибка? Но старенький аппарат вновь выдал тревожную трель, подмигнув желтой лампочкой. Не ошибка, тирмен, не надейся.

– Леонидыч? Леонидыч, ты? Тимур это, из парка…

Телефон у Кондратьева был особенный. Не тем, что древний, считай, из музея, хоть табличку вешай. И не тем, что звонил отчаянно, мертвого разбудить можно. Хорош он был другим: номер нигде не значился. Ни в городской справочной, ни в куда более серьезных списках. Маленькая льгота, тирмену по службе полагается. Верно говорил строгий гражданин Иловаев: не тот телефон, по которому тебе звонят, а тот, по которому ты звонишь.