Джонни-ангел

Наступил рассвет, но Элис казалось, что наступил конец света. Новый день обещал быть таким же погожим и ясным, как и вчерашний, однако яркий утренний свет и беззаботное пение птиц за окном казались ей почти оскорбительными. Элис не могла представить себе этот мир без Джонни, как не могла представить свою жизнь без него. Всего несколько часов назад он вышел из дома, красивый, уверенный, полный надежд, а теперь его не стало. Это ложь, ложь, ложь, твердила себе Элис, жестокий и глупый розыгрыш. Этого просто не может быть! Кто-то неудачно пошутил, и ее Джонни жив. Вот сейчас он войдет в гостиную и удивится, отчего они встали так рано, а потом и посмеется вместе с ними над ситуацией, которая, несмотря на весь трагизм, закончилась хорошо.

Но в глубине души Элис уже знала, что полицейский сказал правду. Ее Джонни погиб. Наверное, единственным светлым пятном в сгущавшемся вокруг мраке было то, что Бекки уцелела, отделавшись небольшой раной. Вторая пара, ехавшая в машине на заднем сиденье, как сказал сержант, не пострадала, и при других обстоятельствах Элис была бы рада это услышать, но сейчас собственное бездонное горе заслонило от нее все. Ну почему, почему судьба отняла у нее сына? По словам сержанта, в аварии был виноват вовсе не Джонни, напротив, он сделал все, что мог, чтобы избежать столкновения. Он не превысил скорость, не пил, не проехал на красный сигнал светофора. Джонни вообще никогда не проявлял ни беспечности, ни безответственности… Так почему же из всех сидевших в машине должен был погибнуть именно ее мальчик, ее замечательный сын, добрый, хороший, способный, всеобщий любимец и образец для подражания? Почему?! Молодые не должны умирать, а ведь Джонни еще нет восемнадцати — это неправильно и ужасно несправедливо!

Когда в начале восьмого утра им позвонила Памела Адамс, Элис и Джим все еще были внизу — в гостиной. Джим, впрочем, выпил уже достаточно, чтобы у него заплетался язык, поэтому на звонок ответила Элис. Но стоило ей услышать в трубке голос Пэм, как она разрыдалась и не смогла говорить.

Памела тоже плакала.

— О, Элис, мне так жаль! Бедный, бедный Джонни! — Она сама только что привезла домой дочь. В больнице Бекки зашили рану на лбу, и хирург сказал, что, если не будет воспаления, шрам скоро будет незаметен. Но Бекки никак не могла успокоиться, хотя сначала ей дали легкий наркоз, а потом накачали седативными препаратами. Бекки не хотела верить, что Джонни больше нет, что он умер, и она никогда больше его не увидит.

— Господи, как же я вам сочувствую! Скажите, что я могу для вас сделать? — спросила Памела. Она до сих пор помнила, как плохо ей было, когда погиб ее муж Майк. Потрясение, шок, боль от утраты — все вместе сливалось в невыносимую муку, которая продолжала преследовать ее даже сейчас. И все же Пэм понимала, что потерять сына еще страшнее и мучительнее. — Может, мне зайти к вам и посидеть с детьми? — предложила она.

— Я… я не знаю, — с трудом выдавила Элис. Она никак не могла прийти в себя, к тому же ей еще предстояло сообщить о смерти Джонни детям. Элис не представляла, как она сможет произнести эти слова вслух. Это было немыслимо!

— Я все-таки приеду. Я смогу быть у вас уже через десять минут! — настаивала Памела. Она-то хорошо знала, как важно, чтобы в тяжелые минуты рядом оказался кто-то из друзей. Элис — хотя она об этом еще и не думала, но предстояло в самое ближайшее время многое сделать и многое решить. Нужно было поехать в похоронное бюро, выбрать гроб, договориться насчет траурного зала, выбрать для Джонни подходящую одежду, сообщить страшную новость родственникам, написать некролог, назначить время церковной службы и прощальной церемонии, приобрести участок на кладбище… И всем этим Элис надо было заниматься самой, превозмогая боль и острое чувство потери. Памела лучше, чем кто бы то ни было, понимала, насколько это тяжело, и от души хотела помочь подруге. Тревожилась она и о дочери. Бекки, конечно, тоже будет очень тяжело. Потерять любимого человека было нелегко в любом возрасте, а в юности такую потерю ощущаешь как крушение собственной жизни.

Элис, в конце концов, согласилась, и двадцать минут спустя Памела уже звонила у ее дверей. Она крепко обняла Элис и сидела с ней, пока Джим одевался в своей комнате. Потом она сварила кофе и напоила им Элис — это было совершенно необходимо, если та не хотела свалиться. Обе женщины все еще сидели на кухне, плача и поминутно вытирая слезы, когда вниз спустилась Шарлотта. Она была одета в шорты и короткий топик, ее волосы были взлохмачены со сна, а на щеке отпечатался след от подушки.