Пожилые записки

Я думаю, что именно после этого накинулся я жадно на прочтение всего, что можно было прочитать о механизмах нашего душевного устройства. А можно было – крайне мало. Поэтому так хочется мне поделиться крохами, случайно достававшимися мне, я со старанием лепил из них картину мира.

***

И потрясла меня – иного слова не найти – маленькая книжка знаменитого некогда психиатра Бехтерева (я после о нем повесть написал) – «Внушение и его роль в общественной жизни». Речь в этой книжке шла о воздействии на нашу психику слова. Поддержанного мимикой, интонацией убежденности, ссылками на заведомый авторитет, эмоциональным запалом, лестью – всем, что порождает в нас доверие к услышанному. То есть создает взрыхленную почву, на которой семена внушающего слова прорастут как будто собственным мнением, отношением и чувством. Ибо «слово вторгается в психическую сферу, как тать, и производит в ней роковые последствия». (У меня сохранилось много цитат из этой вышедшей в начале века книги.) Внушение оказывают люди друг на друга не только словами. А еще поступками и действиями, знаками симпатии и отвращения, любви и страха. Внушение попадает в мозг помимо разума – в этом его главное отличие от убеждения. Когда нам говорят нечто, привлекая факты, доводы, резоны и аргументы, то есть открыто обращаясь к разуму, мы всегда можем заметить про себя: мы убедились в пользе, в истинности, в неизбежности только что услышанного. Но сплошь и рядом человек оказывается обладателем понятий или мнений, о которых, если вдруг его спросить, ответит нечто смутное и недоуменное. Кто-то говорил, что это так, а не иначе; все поступают или думают именно так; общеизвестно, что это хорошо (или плохо); принято у всех считать таким образом. И всё. И это полная правда. Потому что, например, все нормы и понятия человеческой жизни, поведения и общения в ней, вся картина устройства мира (а состоять она может из одних лишь мифов и легенд) – это сплошь недоказуемые истины, внушенные нам в раннем детстве, податливом внушению, как губка.

Внушение незримо содержится в любом общении людей друг с другом. Любая речь (поступки точно так же) таит в себе семена внушения, которые сгинут или прорастут в зависимости от нашего отношения к этому человеку.

Внушают родители – детям, учителя – ученикам, врачи – пациентам, ораторы – слушателям, собеседники – друг другу, вниз и вверх по всем цепочкам социальных, родственных, интеллектуальных, любовно-дружеских, любых человеческих взаимоотношений. «Не замечая того сами, мы приобретаем в известной мере чувства, суеверия, предубеждения, склонности, мысли, даже черты характера от окружающих нас лиц, с которыми мы чаще всего общаемся».

А всё внушенное нам в детстве – это почва, на которой вырастет понятие об авторитете, то есть о тех, кому можно и нужно верить, чьи слова будут восприниматься в дальнейшем как непреложные и как бы исходящие от собственного разума, хотя «проникли они с заднего крыльца, минуя парадный ход сознания». Ибо авторитет – ключ от этого черного хода, а форму ключа с детства определило общество, семья, приятели, даже какие-то порой случайные встречные.

И дальше мы всю жизнь подыскиваем себе людей, на мнение которых можно ориентироваться. Отбор производится подсознательной, но все-таки логикой, и ее возможно воспроизвести. Ну, приблизительно так:

он с очевидностью желает мне добра;

общеизвестно, да и. видно, как он умен и сведущ в том, что говорит;

он увлечен, он убежден, уверен, говорит открыто и явно искренне;

это совершенно совпадает с тем, чего я, в сущности, и сам хочу;

он симпатичен, прозорлив и проницателен;

ему верят все вокруг, нелепо быть исключением;

я не уверен, я колеблюсь, плохо осведомлен, а это – явный профессионал.

И всякое тому подобное. . Поэтому во все века любой – от мелкого торговца до великого духовного пастыря – настаивает прежде всего на том, что желает добра и выгоды, что знает нечто, что уполномочен свыше и что безусловно одобряем кем-то,, кто является заведомым авторитетом.

Обращенное к человеку слово если не всегда действует внушающе, то все же проникает и хранится где-то. Поэтому яд медленного внушения от слов Яго постепенно проникал в душу Отелло, отсюда правота гнусного наставления «клевещи, клевещи, что-то останется», отсюда неодолимо западающий в разум сухой остаток любой проповеди и любого внушающего нажима. Особенно одетого в факты (даже подтасованные), особенно горящего убеждением и пафосом (даже бенгальским), особенно подкрепленного авторитетом (даже умышленно раздутым).