Пожилые записки

Если бы такой же точно опыт можно было поставить на людях (а история его всё время ставит) и потом проверить национальный состав самозабвенных искателей, то непременно обнаружилось бы подозрительное изобилие евреев. И так я в этом убежден, что никакие аргументы приводить не стану, имена и факты привлекать не буду. Единственное, в чем оговорюсь, что новое – совсем и вовсе не всегда что-нибудь светлое и безупречно справедливое со всехней сразу точки зрения. Но именно таков весь человеческий прогресс. Вольтер сказал когда-то, что «прогресс – это закон природы». Мысль эту за ее испытанность временем поместили даже как-то на спичечные коробки, я там и вычитал ее (не у Вольтера же). И вот в этом движении (куда оно идет – не поручусь) никак не преуменьшить заслугу искателей, безумно озаренных жаждой новизны. Роль моего народа тут настолько не последняя, что это наполняет меня радостью: мы в этом смысле безусловно – избранный народ.

И только жалко мне порой, что обнаружил это поздно. Я по-иному бы смотрел на мир. И все бы глупости свои делал так же, но их последствия гораздо меньше огорчали бы меня. И я бы с легким сердцем делал новые. Однако поздно.

Впрочем, утешения и радости есть у любого возраста, как есть они при каждой ситуации. Мне рассказал одну историю приятель-врач из подмосковного поселка. Он уже там давно живет, и люди ходят к нему не только по лечебным, но и по житейским делам. Уважая в нем доброжелательство, познания, терпение и бесплатность душеспасительных бесед. Один из посетителей однажды выглядел весьма смущенным.

– Тимофей Сергеич, – начал он, – ты мне объясни такую штуку…

Он замялся, но продолжил через силу:

– У меня жена блядует, это весь поселок знает, и я тоже знаю, почему же у меня рога не растут?

Доктор без улыбки объяснил, что рога – это просто образ такой, так издавна говорят, а буквально не должны расти рога в подобных случаях, об этом вовсе не следует волноваться.

– Вот оно что, – успокоенно сказал бедняга, – тогда всё ничего еще, а я-то думал, в организме кальция не хватает.

Такого рода утешения находятся всегда, и грех роптать, спасибо и за это. Неизменно каждый день восходит солнце, наступает утро, за которым расцветает полдень, мягко и медленно сперва, потом стремительно сгущаются сумерки и падает кромешная ночь. В этом естественном круговороте мне привычно и комфортно, я как будто знаю наизусть, как надо жить и как потратить эти ежедневные сутки. Но поскольку мы живем в Иерусалиме, где за каждым окном спокойно и беззаботно распластана вечность, то и будничное житейское мельтешение здесь как будто другое: понимаешь, что не надо никуда спешить, что это просто бесполезно, и становится единственно ценным лишь сегодня проживаемый день. Но это ведь кому расскажешь, если человек не ощущает то же самое? А если ощущает, тогда зачем об этом говорить?

Мы часто и подолгу молчим об этом с Сашей Окунем. Острое чувство счастья, что мы живем в эпицентре чуда, помогает нам достойно выносить все мелкие бытовые подробности (вроде хронического безденежья, к примеру). А чувство своей ненужности никому и полной никчемности в век необузданного технического прогресса – упасает от самомнения и иллюзий. А если вдруг нам улыбается удача, то она вдвойне прекрасна, ибо заглянула независимо от нас, по доброй воле и случайно. А что явилась ненадолго, так спасибо, что вообще зашла.

Естественно, что записи мои обрывочны и несвязны: это ведь иллюзия, что жизнь течет сплошным потоком. Вовсе нет! Она петляет и застывает, перемежается длительным полусонным существованием, вдруг снова делает рывок или зигзаг и вновь стоит на месте. А все пунктиры событий и встреч, новых мыслей и неожиданных происшествий – они пунктиры, потому ведь и прерывисты, и только так их можно записать. А время протекает через них и утекает. Так, мы однажды выпили с утра, разговорились, после в гости съездили, вернулись, чтоб немного поработать, выпили еще – и неизвестно, куда делся весь февраль.

А когда именно и где нас ожидает смерть – нам не дано заранее узнать, поэтому и говорить об этом глупо.

Пару лет назад, будучи в России на гастролях, был я приглашен в одном городе попариться в сауне с местными крутыми людьми. Я согласился с удовольствием, ибо сухой пар очень люблю. Нас было шестеро, и всё сначала шло прекрасно. По всей видимости, сауна была в распоряжении этих людей недавно, и они ее от парилки не отличали: на декоративное (под камень) покрытие печи брызгали они то квас, то шампанское. Но за дверью прямо был бассейн, и там я охлаждался от радушия хозяев.