Отныне и вовек

Возможно, он и был разрешением всех ее проблем.

В пятницу днем Джессика в последний раз зашла в бутик.

Она уезжала через два дня, в воскресенье. В доме она убрала все дорогие сердцу вещицы, ей не хотелось, чтобы они попали в поле зрения новых жильцов. А также фотографии Яна. Джесси так много их раскопала, когда упаковывала вещи. Все теперь причиняло ей боль. Похоже, каждая минута была наполнена болезненными напоминаниями о прошлом.

Она припарковала машину в подъездной аллее сразу позади автомобиля Астрид и медленно прошла в магазин. Он выглядел уже по-другому. Астрид добавила несколько новых вещей и симпатичную картину в кабинете, который стал теперь ее офисом. Все это было уже собственностью Астрид. А деньги от распродажи принадлежали Джесси. Смешно, как мало они для нее теперь значили. Девять месяцев назад, семь месяцев, шесть.., она бы на коленях ползала за десятую часть этой суммы.., а сейчас.., они потеряли для нее свою ценность. Счета были оплачены, Ян ушел, а что нужно ей? Ничего. Джессика не знала, что делать с деньгами, и ей было все равно. До нее еще не дошло, что она заработала огромную сумму на продаже магазина. Позднее она поймет и порадуется, позднее, но не сейчас. У нее по-прежнему было такое ощущение, словно она продала своего единственного ребенка. Верному другу, но все же.., она бросила единственное, что воспитала и чему помогала расти.

— Мадам, для вас — почта. — Астрид с улыбкой вручила ей корреспонденцию. В последнее время она выглядела счастливой и гораздо моложе, чем в начале их знакомства. Трудно поверить, что Астрид только что отметила свое сорокатрехлетие. А в июле Джесси исполнится тридцать два. Время шло.

Мчалось.

— Спасибо. — Джессика небрежно сунула письма в карман.

Она просмотрит их позже. — Ну все, я собралась и готова ехать.

— И уже скучаешь по дому. — Астрид угадала верно. Она свозила ее на ленч, они выпили слишком много белого вина, и Джесси несколько приободрилась. Она вернулась домой в несравненно лучшем настроении.

Она распахнула окна и села на пол, туда, куда падал луч света, оглядываясь по сторонам в своей гостиной, где она так часто сидела с Яном. Джессика представляла его растянувшимся на диване, слушающим ее щебетание о магазине или рассказывающим о завязке новой главы. Вот чего ей не хватало — этого восторга от совместного наслаждения вещами, которые они любили. Смеха и превращения в двух сорванцов в теплый солнечный день или холодным зимним вечером, когда Ян разжигал огонь в камине.

Джессика размышляла, скользя взглядом по открывающемуся из окна виду на залив, и вспомнила о письмах, которые Астрид передала ей до ленча. Она нашла их в кармане жакета… Она надеялась.., и — вот оно.., письмо от Яна. Ее глаза быстро забегали по строчкам. Он получил ее письмецо с благодарностью за машину.

"…Я пишу сейчас для себя, задаваясь подчас вопросом, читаешь ли ты их. А потом, неожиданно, несколько быстрых, нервно набросанных строк от тебя, но ты сохранила машину.

Это все, что имело значение. Ты даже не можешь себе представить, как я хотел, чтобы она принадлежала тебе, Джесс.

Спасибо за то, что ты ее сохранила.

Как я предполагаю, ты не открываешь мои письма… Я знаю тебя. Рвешь, мнешь и выбрасываешь…"

Джессика улыбнулась, представив себе эту картину. Он, конечно, был прав.

"Но мне нужно писать их в любом случае, свистеть в темноте или разговаривать с самим собой. С кем ты теперь разговариваешь, Джесси? Кто держит тебя за руку? Кто развлекает и смешит? Или обнимает тебя, когда ты плачешь? Ты такая некрасивая, когда плачешь. Господи, как же я скучаю по тебе!

Я представляю тебя сейчас за рулем нового «моргана» и твое письмо.., написанное так, как будто ты оказываешь любезность лучшей подруге своей бабушки. «Спасибо, дорогой мистер Кларк, за исключительно чудную машину. Мне как раз нужна была такого цвета, чтобы она подходила к моей новой юбке, любимым перчаткам и шляпке». Дорогая, я люблю тебя.

Надеюсь только, что теперь ты будешь счастливее. С кем угодно и где угодно. У тебя есть на то право. Я знаю, что ты, должно быть, в ком-то нуждаешься. Мое сердце обливается кровью при этой мысли, но тем не менее я не могу представить себя топающего ногами и поднимающего бурю. Что я могу сказать после всего? Ничего, кроме: «Удачи».., и я люблю тебя.

Меня огорчает, что сейчас, когда книга разошлась и я смог успокоиться и окинуть взглядом свою жизнь, тебя нет рядом, чтобы увидеть перемены. Здесь я повзрослел. Тюрьма — трудная школа, но я много о тебе узнал, как, впрочем, и о себе.