Гимн крови

Михаэль вскочил на ноги. Его примеру последовал Стирлинг.

— Ровен, дорогая, пожалуйста, — сказал Михаэль, пытаясь ее успокоить. Казалось, он не мог решиться обнять ее, хотя она была бы ему за это благодарна.

— Я сказал тебе все, что знаю, — сказал я. Я запинался.

— Давай я провожу тебя, — вмешался Стирлинг. Я почувствовал, как он взял меня за локоть.

— Передай Моне, что мы ее любим, — сказал Михаэль.

— Мона боится нас? — прошептала Ровен. Переполнявшая ее боль уничтожила гнев.

Она приблизилась ко мне.

— Она теперь боится нас, правда?

Она и Мона. Передо мной промелькнул отрывок кошмара. Да, неразрываемая связь. Ребенок. Женщина — дитя. Морриган.

— Я настаиваю, скажи мне! Она боится?

Я прорвался сквозь ощутимую ауру силы, которая ее окружала. Смутный парализующий шок. К черту Михаэля. Но Михаэль не остановил меня.

— Больше нет, — сказал я, вглядываясь в глаза Ровен. — Мона больше ничего не боится. О, если бы я только мог успокоить тебя. Я так хочу этого. Пожалуйста, пожалуйста, подожди, когда она позовет тебя, и не думай о ней больше.

Я почувствовал, как ее сила уменьшилась, а глаза затуманились. Ослепляющая бушующая вспышка угасла, и этого добился я. Пламя утихло в объятиях горя. Во мне восстало желание ее защитить, вновь ожили дикие фантазии, будто никого не было рядом с нами.

Я отпустил ее.

Развернулся и покинул компанию.

Призрак за моей спиной презрительно прошептал: "Ты не джентльмен и никогда им не был".

Приглушенным шепотом я пробормотал в ответ те непристойности, которые знал на французском и на английском.

Я шел несколько быстрее, чем Стирлинг. Но из парадных дверей мы вышли вместе.

Поток медвяного теплого воздуха. Ночь мурлыкала и трещала, аккомпанируя древесным лягушкам и цикадам. Пусть призрак только попробует отвлечь меня от этого! Небо было пурпурным и должно было остаться таким всю ночь. Я закрыл глаза и позволил теплому воздуху обнять меня, любовно себе присваивая. Теплому воздуху не было дела: джентльмен я или не джентльмен, которым, впрочем, я не был.

— Что ты делаешь с Ровен? — требовательно спросил Стирлинг.

— Ты ей кто, старший брат? — отбился я.

Мы пересекли вымощенную камнем площадку у дома и вышли на подъездную аллею.

Благоухание травы. Шум перегруженной транспортом Речной дороги, так же ласкает слух, как шум воды.

— Может и так, — сказал он коротко. — Но я не шучу. Что ты с ней делаешь?

— Бог ты мой! Человек, — отозвался я. — Прошлой ночью ты сказал Квинну, что Мона умирает. Какой был твой мотив? Скажи, что ты не пытался спровоцировать его идти за ней? Но вышло так, что он не пошел. И все же ты искушал его, нацеливал применить нашу силу, чтобы забрать ее с собой. Не отрицай. Ты его провоцировал. Ты, со всеми своими записями, томами, трудами. Квинн едва не сделал тебя своей жертвой, почти взял тебя. Я спас тебе жизнь, человек. Тебе, которому все известно. А теперь ты отчитываешь меня за маленькую словесную дуэль со смертными, которые терпеть меня не могут.

— Хорошо, — сказал он. — Где-то в глубине души я ненавидел тот факт, что Мона умирает, что Мона в отчаянии, а она так молода, а я верю в страшные сказки и магическую кровь! Но эта женщина не умирает. Она магнит для всей семьи. И она знает, что с тобой что-то основательно не так. А ты играешь с ней.

— Нет! Оставь меня!

— Ну уж нет. Ты не можешь соблазнить ее…

— Я ее не соблазняю!

— Ты видел Стеллу? — спросил он. — Это она тебя преследует?

— Не пытайся вновь перейти со мной на цивилизованный тон, — проворчал я. — Да, я видел Стеллу. Думаешь, шутка заключается только в этом? Я видел ее в маленьком платьице морячки, и она прыгнула ко мне на колени. Они были в моем доме на Рю-Рояль, оба, Джулиан и Стелла и еще целая толпа людей. Джулиан был и здесь, в твоей маленькой прелестной оранжереи и насмехался надо мной. Но прошлой ночью, в моей квартире они говорили мне угрожающие вещи. Угрожающие вещи! О, я не знаю, зачем я все это тебе рассказываю.

— Я так не думаю, — ответил он.

— Мне нужно возвращаться к бесстрашным скитальцам, — сказал я. Я набрал полную грудь воздуха.

— Угрожающие вещи? — спросил он. — Чем они могли тебе угрожать?

— О, Господь на Небесах! — сказал я. — Если бы я только был Хуаном Диего.

— Кто такой Хуан Диего? — спросил он.