Гимн крови

— Продолжай, — сказала Мона.

— Я пытался ей втолковать. Они перекопали все окрестности. Они все переместили в Медицинский центр Мэйфейров. Но она будто не понимала. Я напомнил ей то, что она сама как-то мне говорила. Это был хрящ, хрящ существ, довольно таки аморфных. Не было и следа преступления! Но она не слушала. Она продолжала вышагивать и разговаривать сама собой. Она заявила, что я совсем ее не знаю. Мол, она всегда мне это говорила. И снова стала утверждать, что ей нужно вступить в Таламаску, там найти свой покой. Словно речь шла о монастыре. Сказала, что ее место там. В Таламаске. В старые времена, когда женщины делали плохие вещи, их отсылали в монастыри. Утверждала, что составит завещание в пользу Таламаски, и они ее примут, безумного ученого, потому что такова она на самом деле. Мона, она не верит, что я ее понимаю. Что у меня есть силы прощать.

— Я знаю, дядя Михаэль, — сказала Мона.

— В ее глазах, я лишь смертное дитя, — сказал Михаэль дрожащим голосом. — А потом она сообщила еще более ужасную вещь.

— Что? — спросила Мона.

— Она сказала, что ты… Что ты мертва.

Мона не ответила.

— Я продолжал убеждать ее, что с тобой все в порядке. Мы же только что тебя видели. С тобой все было в порядке, ты поправилась. Но она все так же мотала головой. "Моны больше нет среди живых". Вот, что она сказала.

Михаэль посмотрел на меня.

— Лестат, ты придешь? — спросил он. Я был несколько озадачен. У этого человека прекрасно развита интуиция, но во мне он упорно продолжал видеть лишь то, что хотел видеть.

— Ты ведь поговоришь с ней? — продолжал он. — Ты умеешь оказывать на нее такой успокоительный эффект. Я это видел своими глазами. Если ты и Мона придете… Возьмите с собой Квинна. Ровен любит Квинна. Ровен не замечает многих людей. Но она всегда любила Квинна. Возможно, потому что Квинн способен видеть духов, не знаю. А может, это потому что Квинн и Мона любят друг друга, не знаю. Она любит Квинна еще с тех пор, как он впервые пришел к нам, чтобы пригласить Мону. Она всегда доверяла Квинну. Но Лестат, если бы ты поговорил с ней… И Мона. Если бы ты пришла и показала ей, что жива, показала бы, что с тобой все хорошо, обняла бы ее…

— Михаэль, послушай, — вмешался я. — Я хочу, чтобы ты шел домой. Квинн, Мона и я должны обсудить твое предложение. Мы придем к тебе или позвоним тебе так быстро, как только сможем. Будь уверен, мы все сочувствуем Ровен. И с этого момента другие заботы отходят для нас на второй план, все, кроме Ровен.

Он выпрямился на диване, прикрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. Он выглядел удрученным.

— Я надеялся, что вы пойдете со мной, — произнес он.

— Поверь мне, — сказал я. — Наше маленькое совещание не займет много времени. Нам есть что обсудить. Мы позвоним или придем так быстро, как только сможем. — Я поколебался. — Мы любим Ровен, — сказал я.

Он поднялся, подавил вздох и направился к двери. Я спросил, нужно ли его подвести до дома, но он ответил, что отправился в деловую часть на машине.

Он снова посмотрел на Мону. Она тоже встала, но боялась его обнять, что было понятно.

— Дядя Михаэль, я тебя люблю, — прошептала она.

— О, моя хорошая, — сказал он. — Если бы я мог заново прожить свою жизнь, я бы стер ту единственную ночь.

— Не думай об этом, дядя Михаэль, — сказала она. — Сколько раз я должна тебе это говорить? Слава Богу, я сама влезла в дальнее окно. Все вина на мне, от начала и до конца.

Он не выглядел убежденным.

— Я воспользовался этим, детка, — прошептал он.

Я был потрясен.

— Михаэль, тут было и вмешательство дядюшки Джулиана, — сказала Мона. — Это было заклинание дядюшки Джулиана. Он совершил большую ошибку. Кроме того, теперь это уже не важно, разве ты не понимаешь?

Я был снова потрясен.

Он смотрел на нее, его глаза сузились. Я гадал, пытается ли он сфокусировать или наоборот, расфокусировать взгляд. Выглядело так, будто он только теперь заметил, как она прекрасна.

— О да, ты и в самом деле чудесно выглядишь, — вздохнул он. — Моя хорошая. — Он преодолел расстояние между ними и крепко ее обнял. Медведь, а не человек, полностью захвативший ее своими объятиями. — Моя дорогая девочка, — сказал он.

Мне стало страшно.

Они соединились в одно целое, его руки полностью обхватили ее фигурку. Он ничего не заподозрил. Он был как во сне. А она, это новорожденное создание, ощущала себя, должно быть, персиком.