Человек воды

— Богус, что ты, черт побери, собираешься делать теперь? — спросил ты меня после долгой паузы.

— О, мне нужно побыстрей вернуться в Нью-Йорк, — солгал я. — Но я снова приеду, как только хорошенько устроюсь…

— Уже почти утро, — заметил ты. Мы наблюдали, как раннее оранжевое солнце вставало из моря, его бледное зарево зажигало берег. — Кольм встает рано. Он может показать тебе своих питомцев. Я построил для него в лодочном домике что-то вроде зоопарка для животных, которых я поймал для него.

Но я не хотел оставаться, чтобы посмотреть, как выглядит мой сын, и проверить, по-прежнему ли он любит меня. Дайте свежей могилке зарасти травой — моя любимая присказка; тогда будет не так больно на это смотреть.

Но я лишь сказал:

— А теперь мне нужно переговорить со своим шофером, Коут.

Когда я попытался встать, ты схватил меня за ремень и произнес:

— Твой шофер не знает даже, кто ты такой, Богус. Что с тобой происходит?

— Со мной все в порядке, Коут. Со мной все будет в порядке.

Ты встал рядом со мной — ты, хрупкий чертов ангел, — взял меня за бороду и осторожно потряс мою голову, приговаривая:

— О черт, о черт, если бы только мы оба могли жить с ней, Богус, я бы не возражал… Ты понимаешь это, а? Я даже как-то спросил ее об этом, Богус.

— Ты спрашивал? — удивился я. Я крепко схватил тебя за бороду; я едва сдерживался, чтобы не поцеловать тебя или не выдрать с корнем все твои рыжие волосы. — И что же она тебе сказала?

— Разумеется, она сказала «нет». Но я думаю, что я бы не возражал, Богус.

— Я бы тоже не возражал, Коут, — кивнул я, что, вероятно, было неправдой.

Словно выскочивший из воды буек, огромный шар солнца целиком показался из моря, покачиваясь над синей гладью, и внезапно стало чересчур светло, чтобы видеть тебя так близко, Коут, поэтому я сказал:

— Давай мне свои фотографии, хорошо? А то мне пора ехать…

И мы вместе направились к дому, поднимаясь от лодочного домика по мощенной плитами дорожке, шаг в шаг. Я почувствовал, как ты сунул деньги, которые я тебе дал, в задний карман моих брюк. И тут мне на память пришел твой голый зад в лунном свете на этих самых каменных плитах: ты лежал на животе и горланил песни, Коут, чересчур пьяный, чтобы подняться. А девушка, что была с тобой, — одна из тех двух, которых мы подцепили в трейлерном парке в Вест-Бате, — натягивала на себя купальник, устав от попыток поднять тебя и отвести домой в хозяйскую спальню. Я тогда уютно устроился на чердаке лодочного домика со второй половиной подобранной нами парочки.

Я видел, как ты облажался на лужайке, Коут, и я помню, что подумал про себя, когда лежал там довольный собой, — я не был настолько пьян, чтобы не суметь трахнуться, — что бедному Коуту никогда не покорить девчонки.

Ну что ж, Коут, я тогда ошибся.

Когда они вошли в кухню, Бигги только что приготовила для Данте Каличчио бутерброд. Бутерброд был огромным, и Данте уничтожал его с большого плоского блюда в форме лохани, а Бигги налила ему пива, которое он прихлебывал из глиняной кружки размером с цветочную вазу.

Данте мучило любопытство, кто с кем останется. «Если бы на мою долю выпало прогуляться к пристани с этой крупной блондинкой, то я бы тоже не отказался», — подумал он.

— Ты хочешь чего-нибудь съесть? — спросила меня Бигги.

Но Коут сказал:

— Он хочет уехать до того, как встанет Кольм. «Кто? — подумал Данте. — Кто, черт возьми, мог спать в такую ночь, как эта?»

— Понимаете, — начал Богус. — Разумеется, я хочу его увидеть, но я не хочу, чтобы он видел меня… если это возможно.

— Когда он просыпается, то первым делом идет кормить своих животных в лодочном домике, — сказал Коут.

— И съедает свой завтрак на пристани, — добавила Бигги.

«Заведенный порядок, — подумал Богус. — У Кольма заведенный порядок. Любят ли дети заведенный порядок? Не помню, я когда-нибудь устанавливал порядок для Кольма?»

Но вслух он сказал:

— Я мог бы понаблюдать за ним из окна бильярдной, можно?

— У меня есть бинокль, — засуетился Коут.

— Господи, Кутберт, — вздохнула Бигги. Коут выглядел смущенным, и она тоже. «Кутберт, — подумал Богус. — Когда и кто это называл тебя Кутбертом, Коут?»

В углу кухни, стараясь вести себя как можно осторожней из-за загубленной полки со специями, Данте Каличчио уничтожал свой бутерброд, запивая его пивом и размышляя: обеспокоены ли его исчезновением на службе и звонила ли его жена в полицию? Или же все наоборот?