Иисус: Возвращение из Египта

Она так вкусно пахнет, лучше любых благовоний. А под деревьями земля кажется такой мягкой! Из долины, расстилавшейся ниже Назарета, дул легкий ветерок, и я наблюдал, как он играет с кроной сначала одного дерева, потом другого, передвигаясь все дальше и дальше. Шелест листьев над головой я готов был слушать бесконечно. Под сенью деревьев я поднимался вверх по склону до тех пор, пока снова не вышел на луг, в густую траву, и там я лег. Земля была сырой, потому что ночью прошел дождь, но мне нравилось так лежать. Я посмотрел в сторону деревни. Сверху я разглядел мужчин и женщин, работающих на огородах и дальше, в полях. Насколько я мог судить, они выпалывали сорняки.

Но мои мысли занимали не люди, а рощи и леса, что росли и здесь, и там, и далеко-далеко, под синевой небес.

Я потерял себя. Растворился. Я как будто напевал что-то еле слышно, и это тихое пение наполняло меня, но я не пел. И мне было несказанно приятно. Иногда я чувствовал что-то похожее перед тем, как заснуть. Но сейчас я не хотел спать. Я не дремал. Я неподвижно лежал на траве и слушал стрекот крошечных существ, что копошились вокруг меня в высокой траве. Я даже видел дрожание их крылышек. Прямо передо мной разворачивался целый мир этих созданий, таких маленьких, что они с трудом переваливали через травинки.

Я медленно перевел взгляд на деревья. В них снова запутался ветер, и они покачивались взад и вперед, как будто танцевали. В солнечном свете листва казалась серебристой, и ни один листок не прекращал движение ни на миг, даже когда ветер стихал.

Вновь мои глаза обратились на то, что было непосредственно передо мной, — на крошечных существ, которые быстро двигались по траве и земле. Мне пришло в голову, что, улегшись на землю, я раздавил нескольких из них, а может, даже и очень многих. Чем дольше я вглядывался, тем больше я их различал. Их миром была трава. Они знали только ее и ничего больше. И кем же был для них я, что опустился на землю отдохнуть и насладиться мягким ароматом, мимоходом забрав жизни множества их собратьев?

Я не жалел об этом. Мне не было грустно. Моя ладонь опустилась и примяла несколько стебельков, и крошечные существа, оказавшиеся под ней, засуетились и задвигались с удвоенной скоростью. Весь их мир потрясло до основания, но мне не было слышно ни звука.

Земля подо мной — постель. Птичьи рулады — музыка. Птицы проносились высоко в небе так быстро, что я едва различал их. А потом прямо перед собой я увидел цветочки, растущие среди травинок, такие мелкие, что сначала я их не заметил. Цветочки с белыми лепестками и желтой сердцевиной.

Ветер усиливался, раскачивая надо мной ветви деревьев. С них дождем посыпались листья. Беззвучный дождь.

Но что это? Кто-то идет сюда. Из под деревьев ниже по склону появился человек и направился в мою сторону.

Это был Иосиф. С опущенной головой он поднимался к вершине холма, где я лежал. Его одежды развевались на ветру, и я обратил внимание, что он очень похудел за время нашего путешествия из Александрии. Должно быть, мы все похудели.

Из уважения к нему мне следовало подняться, я знал, но мне было так хорошо лежать в сладкой траве, и эта странная музыка, неизвестно откуда доносившаяся, по-прежнему наполняла все мое тело, поэтому я не встал, а только взглянул на Иосифа, когда он подошел ко мне.

Тогда я был слишком неразумен, чтобы осознать: эти несколько минут в траве под кронами деревьев были первыми в моей жизни, что я провел в одиночестве. Я почувствовал только, что мой покой нарушен — но что иначе и быть не могло. Разве было у меня время, чтобы созерцать мир до тех пор, пока он не потеряет все острые грани и углы? Наконец я поднялся на ноги — с трудом, как будто просыпаясь после долгого сна.

— Знаю, — печально произнес Иосиф, — Назарет всего лишь маленькая деревушка, одна из множества на этом свете. Ей нечем похвастаться перед великой Александрией. Наверное, ты сотни раз вспоминал о своем наставнике Филоне, и о друзьях, и обо всем том, что мы оставили там. Я знаю. Знаю.

Я не смог ответить сразу. Я пытался. Мне хотелось сказать, что я видел и чувствовал, каким мягким и сладким все здесь казалось мне и как мне нравилось это место. Не в силах подобрать слова, я замешкался и не остановил Иосифа.

— Но ты должен понять, — продолжал он, — что в небольшой деревне тебя никто не станет искать. Здесь ты надежно спрятан.

Спрятан.

— Но зачем прятать…

— Нет-нет! — Он не дал мне договорить. — Сейчас никаких вопросов. Наступит время, и я все тебе расскажу. Запомни одно: никому ничего не рассказывай. — Он замолчал и посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я понял его слова. — Не упоминай о том, о чем беседовали у костра мужчины. Никогда не разговаривай ни с кем, кто не принадлежит нашему дому. Не рассказывай, где мы были и почему, и все свои вопросы храни в сердце. Когда ты подрастешь, я сам расскажу все, что тебе нужно знать.