ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

Однажды я обнаружил в деннистаунской публичной библиотеке «Английский эпос, его историю и предысторию» Тилльярда; описывать ее детально не стану, но вот урок, который я извлек из нее. Эпический жанр включает в себя как поэзию, так и прозу и может объединять в себе все другие жанры, будучи убедительным сообщением о том, как ведут себя люди в обычных или необычных обстоятельствах дома, в политике, в легенде, в сказке. Если уж браться за перо, решил я, то только ради эпоса, и подкрепили этот вывод воспоминания о том, какое удовольствие я получал от произведений смешанного жанра: детских рождественских спектаклей, фильма «Волшебник страны Оз», сказок Андерсена, «Пальмового пьянаря» Амоса Тутуолы, «Признаний оправданного грешника» Хогга, «Пер Гюнта» Ибсена, «Детей воды» Кингсли. «Фауста» Гёте, «Моби Дика», «Приключений черной девушки в поисках Бога» Шоу, классических мифов и отдельных библейских книг. Все они содержали смесь событий повседневных и сверхъестественных.

Я планировал поместить свое путешествие через ад в середину «Портрета художника из Глазго в полной расстройств юности». Пусть в какой-нибудь главе, до того как Toy сойдет с ума, его пригласят в пьяную компанию, где он встретит пожилого джентльмена — такого же, как он, но старше на три-четыре десятка лет, и пусть тот расскажет ему странную фантастическую историю, занимательную саму по себе. Только когда читатели дойдут до конца Toy, им станет понятно, что вставной рассказ является ее продолжением. Конструкция книги рисовалась мне как подмостки, возведенные для строительства большого замка, часть башен (то есть глав) которого уже завершены или близки к завершению. Едва ли не все, что происходило в моей жизни, пока в романе не была поставлена последняя точка, давало мне строительный материал, который я накапливал в тетрадях, чтобы пустить на сооружение оставшихся башен и стен.

Например, в главах с 7-й по 11-ю описывается институт, то есть область ада, где дьяволами служат квалифицированные специалисты, представители современного среднего класса. Источником послужил как опыт других писателей, так и мой собственный. Архитектура института происходит от империи селенитов в «Первых людях на Луне» и от Лондона XXI века в романе «Когда спящий проснется» Герберта Уэллса, но большей частью от ада в «Пагубной фиесте» Уиндема Льюиса. Это была часть трилогии «Век человеческий», позднее опубликованной в виде романов, но последние две книги вначале появились как пьесы для третьей программы Би-би-си — она несколько раз выходила в эфир году в 1955-м. Я слышал эту передачу, когда лежал в больнице Стобхилл, что дало материал для главы 26, «Хаос», где описываются впечатления пациента. Меня отправили туда с диагнозом «астматический стаз» (согласно нашему домашнему доктору), по причине, как мне кажется, ссоры с одной очень милой девушкой, которая любила меня всего лишь как друга, мне же хотелось сделать ее (1) своей любимой и (2 — разумеется, позднее) женой. В главах об институте я описываю это с позиции очень низкоквалифицированного врача, а атмосферу и детали заимствую из разных источников: ада Уиндема Льюиса, стобхиллской больницы, лондонской подземки и лондонского телевизионного центра Би-би-си. С последним я познакомился в середине и конце 1960-х, когда там ставились мои пьесы или я получал заказы. Но главы с 7-й по 11-ю были написаны в 1969–1970 годах; к тому времени история Ланарка уже разрослась больше истории Toy, и я решил поместить вторую внутрь первой.

Большая перемена произошла в связи с моей женитьбой (в 1961-м) и рождением ребенка (сентябрь 1963-го). Моя странная и несчастная из-за неудовлетворенных желаний юность перестала быть наиболее значительной частью моей жизни. Позднейшие труды, которые я делил со множеством других людей, приобрели теперь не меньшую важность.

ВОПРОС. Вы хотите сказать, что фантастические, гротескные события книг 3 и 4 тоже автобиографичны? Как такое возможно? Ланарк становится лордом-провостом Унтанка, но вы ведь не играли никакой роли в политической жизни Глазго.

ОТВЕТ. Знаю, но опыт позволил мне делать обобщения. Писатель, чья пьеса выбрана для постановки на телевидении, очень схож с политиком, назначенным на важный пост, поскольку произнес речь, апеллирующую к широко распространенным чувствам. Он обнаруживает затем, что зависит от толпы режиссеров, продюсеров, сценаристов и техников, которые видят в нем калифа на час — он может быть полезен для их работы, только если не станет оспаривать их взгляд на пьесу. Автору того, что было некогда сценарием, вероятно, будет приятен успех его продукта, в случае же неудачи автора наверняка станут ругать, однако ему вполне может прийти в голову, что его роль в этом деле не менее, а то и более успешно сыграл бы кто-нибудь, мыслящий не столь глубоко или совсем по-другому. Телевизионное производство дало мне полное представление о политике.