Маленький, большой

В эту ночь она сидела среди них с улыбкой и вежливо выслушивала их речи, как будто ее допустили по ошибке на чужую церковную службу. Она одновременно была смущена искренностью окружающих и держалась в стороне от эмоций, радуясь, что их не разделяет, хотя, вероятно, чувствовать себя исключенной было слегка обидно. Их простой взгляд на вещи забавлял ее. Но тем временем дом вокруг них стоял тот же, что сейчас вокруг нее, — огромный, мрачный, уверенный и нетерпеливый; дом говорил, что это не так, совсем не так. Он говорил (а Хоксквилл умела слушать голоса домов, это было главным ее умением и большим искусством, и она удивлялась лишь тому, почему так долго оставалась глухой к его гулкому голосу) — итак, он говорил, что не они, Дринкуотеры и Барнаблы и иже с ними, чересчур просто смотрят на вещи. Хоксквилл думала, что большие карты, которыми они играли, попали к ним случайно, наподобие Грааля, помещенного, забавы ради, среди обычных чашек для питья, — историческая случайность. Но дом не верил в случайности, дом говорил, что Хоксквилл ошиблась, вновь ошиблась, теперь уже в последний раз. Это было сравнимо с посещением скромной церкви, где, среди самых заурядных прихожан, распевавших банальные гимны, ее, сидевшую поодаль, переполняло вполне реальное, грозное ощущение чуда, благодати, и она трепетала от страха и протеста. Она не могла так ужасно ошибиться, разум отказывался в это верить. Реальность обернется сном, обрушится, и пробуждение наступит в некоем мире, некоем доме, таком странном и таком новом…

Хоксквилл услышала, что ее зовет Дейли Элис. Голос доносился не оттуда, откуда она ожидала. На блюдцах, которые Хоксквилл по-прежнему держала в руках, тихонько зазвякали кофейные чашки. Овладев собой, она сумела вывернуться из путаницы воображаемой гостиной.

— Вы ведь останетесь на ночь, Ариэл? — спрашивала Элис. — Мы приготовили воображаемую спальню и…

— Нет, — ответила Хоксквилл. Застав Мардж в том же кресле, она отдала ей кофе. Та рассеянно взяла чашку, и Хоксквилл показалось, что она плачет или плакала, но, может, у нее просто слезились от старости глаза, — Нет, вы очень любезны, но мне нужно ехать. Я должна поспеть к поезду. Это к северу отсюда. Я бы сейчас уже сидела в вагоне, но сумела сперва вырваться к вам.

— Ну а если вы…

— Нет. Это президентский поезд. Знаете, состав, обслуживающий важных особ. Президент совершает очередную поездку. Не понимаю, зачем он это затеял. В него или стреляют, или не слушают. И все же.

Гости тянулись к выходу, надевали на себя тяжелые пальто и шапки с ушами. Многие останавливались потолковать с Софи, и Хоксквилл заметила, что один старик тоже плакал, и Софи обняла его.

— Значит, они все пойдут? — спросила она Элис.

— Наверное. Большинство. Поживем — увидим, так ведь?

Обнаружив в ее ясных карих глазах безмятежную уверенность в том, что они союзники, Хоксквилл отвела взгляд, опасаясь тоже забормотать сквозь слезы что-то невнятное.

— Сумочка, — сказала она. — Осталось разыскать сумочку, а потом мне нужно будет уйти. Нужно.

Двойная гостиная, где состоялась встреча, опустела, лишь в углу неясно маячила фигура старой женщины, которая, как заводная игрушка, крохотными глотками прихлебывала кофе. Хоксквилл взяла свою сумочку. Потом она увидела карты, все так же разбросанные под лампой.

Конец их истории. Но не ее. Во всяком случае, насколько это от нее зависит.

Хоксквилл быстро осмотрелась. От передней двери доносились голоса Элис и Софи, прощавшихся с гостями. Веки Мардж были опушены. Едва ли думая о том, что делает, Хоксквилл повернулась спиной к Мардж, раскрыла сумочку и смахнула туда карты. Когда она их коснулась, кончики пальцев обожгло как льдом. Хоксквилл захлопнула сумочку и направилась к выходу. У двери гостиной стояла Элис и смотрела на нее.

— Ну, до свиданья, — поспешно кинула Хоксквилл. Ее оледеневшее сердце громко колотилось. Она чувствовала себя такой же беспомощной, как испорченный ребенок, который закатил истерику и даже в руках у взрослого не может остановиться.

— До свиданья. — Элис посторонилась, чтобы ее пропустить. — Удачи с президентом. Скоро увидимся.

Хоксквилл не подняла веки, так как знала, что увидит в глазах Элис свое преступление и нечто другое, еще более неприятное. Путь для бегства существовал, не мог не существовать. Если его не поможет отыскать разум, тогда поможет сила. А о чем-нибудь кроме бегства было уже поздно думать.