Вампир Арман

Он храпел сквозь пьяный сон, от него исходили пары алкоголя, и он не шелохнулся, когда я встал рядом с ним на колени и заглянул ему в лицо.

Его щеки похудели, но сохранили розовый оттенок, однако под скулами появились впадины, а в волосах мелькала седина, наиболее заметная в усах и длинной бороде. Мне показалось, что волосы на висках поредели, а тонкие гладкие брови приподнялись, но, возможно, это была просто иллюзия. Плоть вокруг глаз была темной и мягкой. Его рук, сцепленных под шубой, я не видел, но мне было ясно, что он до сих пор полон сил, до сих пор сохранил крепкое телосложение, и любовь к спиртному не успела его уничтожить.

Внезапно я с беспокойством ощутил его жизненную энергию; от него пахло кровью, пахло жизнью, как будто мне на пути попалась потенциальная жертва. Я выбросил это из головы и только смотрел на него с любовью, думая об одном – как я рад, что он жив. Он выбрался из степей. Он спасся от разбойников, которые в тот момент казались мне вестниками смерти.

Я подтянул табурет, чтобы спокойно посидеть рядом с отцом и рассмотреть его лицо. Левую перчатку я так и не одел.

Я положил холодную руку ему на лоб, легко, не желая позволять себе вольности, и он медленно открыл глаза. Мутные, они оставались удивительно яркими, невзирая на лопнувшие сосуды и влажность, и он какое-то время спокойно смотрел на меня, не говоря ни слова, как будто не видел причин, чтобы двигаться, как будто я казался ему видением из сна.

Я почувствовал, что капюшон упал мне на плечи, но я не стал его останавливать. Я не видел того, что увидел он, но знал, что ему открылось – лицо его сына, чисто выбритое, как в те дни, когда он его знал, и длинные волны заснеженных распущенных каштановых волос.

За моей спиной на фоне ярко пламенеющего огня виднелись грузные силуэты посетителей – они пели, говорили. Вино текло рекой.

Ничто не мешало мне в этот момент, ничто не встало между мной и этим мужчиной, который так отчаянно старался сразить разбойников, посылая им вслед одну стрелу за другой, хотя на него самого сыпался град их собственных стрел.

– Тебя так и не ранили, – прошептал я. – Я люблю тебя и только сейчас понимаю, каким ты был сильным.

Разобрал ли он мои слова?

Он прищурился, глядя на меня, и я увидел, как он провел по губам языком. У него были яркие, как коралл, губы, просвечивавшие через густые заросли усов и бороды.

– Ранили, – сказал он низким голосом, тихим, но не слабым. – В меня попали, два раза попали, в плечо и в руку. Но они меня не убили, и Андрея не отпустили. Я упал с коня. Я поднялся. Ноги мне не задело. Я погнался за ними. Я все бежал, бежал и стрелял. Поганая стрела торчала у меня из правого плеча, вот здесь.

Из-под шубы появилась его рука, и он положил ее на темный холм его правого плеча.

– Я все равно стрелял. Я ее даже не почувствовал. Я видел, что они уходят. Они забрали его с собой. Я даже не знаю, был ли он жив. Не знаю. Зачем им было его увозить, если бы они его убили? Стрелы летели во все стороны. Настоящий дождь стрел! Их было человек пятьдесят. Все остальные погибли! Я велел остальным продолжать стрелять, не останавливаться ни на миг, не трусить, стрелять, стрелять, скакать прямо на них, пригнуться, пригнуться к коням и скакать на них. Может, так и было. Не знаю.

Он опустил веки. Он огляделся. Он захотел встать, а потом посмотрел на меня.

– Дай мне выпить. Купи что-нибудь приличное. У того мужика есть испанское белое вино. Купи мне бутылку вина. Черт возьми, в былые дни я сидел в засаде и ждал купцов там, на реке, мне никогда не приходилось ничего ни у кого покупать. Купи мне бутылку белого вина. Я вижу, ты богач.

– Ты не узнаешь меня? – спросил я.

Он посмотрел на меня в явном недоумении. Этот вопрос даже не приходил ему в голову.

– Ты из замка. Ты говоришь с литовским акцентом. Мне плевать, кто ты такой. Купи мне вина.

– С литовским акцентом? – тихо спросил я. – Какой кошмар. Наверное, это венецианский акцент, и мне очень стыдно.

– Венецианский? Тогда тебе нечего стыдиться. Видит Бог, они пытались спасти Константинополь, пытались. Все катится к черту. Мир сгорит в огне. Купи мне вина, пока он не сгорел, ладно?

Я встал. У меня остались деньги? Я все еще размышлял об этом, когда надо мной замаячила безмолвная фигура моего господина – он протянул мне бутыль испанского белого вина, откупоренную, подготовленную для моего отца.

Я вздохнул. Ее запах для меня теперь ничего не значил, но я знал, что вино отличного качества, к тому же, он этого хотел.